От лучшего к величайшему - [61]

Я встретился с ним в кафе отеля Poly Plaza Hotel в восточном пригороде Пекина, и меня сразу же поразило, как молодо он выглядел. Юношеское лицо и мускулистый торс совершенно не соответствовали его 66 годам и не содержали ни одного видимого намека на неисчислимые перипетии судьбы и горести, которые он пережил. Его оживленная жестикуляция и очевидная уверенность в себе привлекали внимание, однако я думаю, что его слова захватывали бы аудиторию даже в том случае, если бы произносились шепотом.

«Все изменилось весной 1966 года (после того как он в третий раз подряд стал чемпионом мира), когда мы услышали шокирующее известие, – рассказывал Чжуан. – Однажды мы, как обычно, тренировались на базе национальной сборной и вдруг получили письмо из министерства, в котором говорилось, что спортивные учреждения превратились в бастионы антимаоистского ревизионизма и должны быть ликвидированы. В последующие пять лет Китай не принимал участия в международных соревнованиях по настольному теннису». Сумасшествие началось.

Официальным оправданием культурной революции была необходимость повторной радикализации китайского общества для того, чтобы не допустить его скатывания к старым капиталистическим порядкам. На деле же это была ничем не прикрытая попытка Мао Цзэдуна устранить все препятствия, стоявшие на пути его неограниченной власти. Революция началась с пропагандистской кампании, призванной создать в стране атмосферу массового психоза: учеников и студентов науськивали с оголтелой критикой на их преподавателей, а чиновников – на осуждение своих начальников. Эта кампания создала в стране обстановку взаимной подозрительности, которая быстро породила по всему Китаю разгул невероятной жестокости.

В прежде известном своей спокойной атмосферой мире настольного тенниса тоже начинался террор. Соперничающие группировки стали бороться за лидерство; Фу Цифан, тренер Чжуана, и Цзян Йонгнин, член национальной сборной Китая, были помещены под арест хунвэйбинами – радикально настроенной молодежью. Скоро их судьбу повторил Жун Готуань – первый гражданин КНР, выигравший титул чемпиона мира в Дортмунде в 1959 году, и один из самых известных людей в Китае.

Все они были по надуманным обвинениям осуждены за шпионаж и подвергнуты пыткам и публичному унижению. Их, заточенных в одиночные камеры, принудили к признанию в совершении вымышленных преступлений и «революционному перевоспитанию» на считавшихся бессмертными идеях Мао. Медленно, но неотвратимо они начали сходить с ума. 16 апреля 1968 года Фу повесился, и это стало одной из страшнейших трагедий спорта, порожденных культурной революцией. Через месяц самоубийство совершил и Цзян.

Жун, который по завершении своей блестящей спортивной карьеры очень много сделал для китайской национальной команды в качестве руководителя и тренера, сломался последним. Скромный и очень принципиальный человек, которого искренне уважали товарищи по команде и спортивные чиновники, повесился 20 июня. В своем прощальном письме он написал: «Я не предатель. Не подозревайте меня. Я прошу прощения у вас всех. Я ценю свою честь больше жизни». Хотя свидетельств того, что Чжуан применял насилие против своих коллег по теннису, не имеется, его убеждения со всей очевидностью показывают степень контроля над умами людей со стороны маоистской пропаганды.

«В те времена я чувствовал себя несчастным, потому что был в близких, дружеских отношениях с людьми, которые были замучены до смерти, – говорил он. – Однако у меня было полное доверие к председателю Мао. Именно он начал тогда ту кампанию, и я чувствовал, что моя вера в него больше, чем мои чувства по отношению к моим друзьям. Я по-прежнему верю в то, что в своем сердце председатель Мао хранил прежде всего интересы Китая».

У Чжуана есть привычка мягко класть руку на предплечье собеседника, когда он высказывает что-то исполненное глубокого смысла. Его выдержавшая испытание многими годами вера в мудрость Мао абсолютна; она сквозит в равной степени в его ребяческом вызове в глазах и в его словах. Когда я задал Чжуану вопрос о зверствах Мао, ответ его был моментальным. «Совершенных людей не существует, но есть люди великие», – сказал он. Сам бывший председатель КНР не мог бы дать лучший ответ.

После той знаменательной роли, которую Чжуан сыграл в 1971 году в «пинг-понговой дипломатии», он заметно поднялся по служебной лестнице и стал еще ближе к своему любимому вождю. Из мира настольного тенниса он ушел, заняв пост министра спорта и будучи избранным в Центральный Комитет Коммунистической партии – центр политической власти Китая. Такой взлет карьеры создал условия и для последовавшего позднее, наверное, наиболее катастрофического падения с высот власти, которое когда-либо переживал кто-нибудь из спортсменов.

«Быть членом Центрального Комитета было огромной честью, но это несло с собой и огромные риски, – рассказывал Чжуан, – равносильно тому, как оказаться на вершине горы и обнаружить под собой только глубокую пропасть (позднее я узнал, что жена Чжуана умоляла его не становиться членом ЦК КПК). Если человек при этом хотел выжить, то мог это сделать, только войдя в такой круг политических деятелей, который нравился председателю и мог обеспечить человеку защиту».