От косяка до штанги - [21]

Шрифт
Интервал

Достигнув заветного берега, каждый из нас брал здоровый бумажный мешок из-под сахара, и мы, крадучись как два капера, отправлялись на сбор гербария. Для этого нужно было миновать заросли камышей, перелезть через забор и найти нужные растения, которые порой были выше нас ростом. Мандраж присутствовал, хоть мы и понимали, что находимся в астраханской жопе, где ментов не должно наблюдаться. Периодически издалека доносились выстрелы, что только добавляло нервозности.

С полными пакетами мы возвращались к лодке, поклажу размещали таким образом, чтобы, не дай Бог, на нее не попала вода, и начинали обратный отсчет водного пути. Дома раскладывали листья под кроватью на газеты. Сушить на улице не решались, к тому же я был уверен, что марихуана сохраняет все свои волшебные качества, если доводить ее до кондиции в тени, а не на солнце.

Вечером я садился на крыльцо и вперял свой взгляд в небо, которое потоптал звездный мальчик, оставив в нем вмятины. Каждая вмятина наполнилась со временем фосфорной слезой Луны, и стала светиться, раздражая пытливые мозги астрономов. Я думал о Маше, ежился от сомнений, и пытался представить, чем она сейчас занимается. Волга чмокала берег губами волн, Серега разводил костер, и запекал в золе яблоки и картошку. Я потягивал косяк и травил душу воспоминаниями.

Иногда мы выбирались в город. Садились в теплоход и плыли, рассматривая через иллюминаторы иной мир южного края. В Астрахани устраивались на скамейке у пивного ларька, поблизости у воды, покупали вяленую рыбу, вкуснейшее пиво, и застывали в позе созерцателей прекрасного. Время перетекало из пустого в порожнее. Трава сохла под нашими кроватями медленно. Это был пока что единственный повод для беспокойства. О том, как мы будем ее вывозить, я старался не думать. Была идея отправиться в Москву по воде. Получалось дороже, но безопаснее, потому что теплоходы менты не шмонали.

Плавание с берега на берег стало привычным занятием. Сбор листьев, редкие выстрелы, попытки быть спокойным. Нас застукал местный сторож. Он выскочил откуда-то сбоку с ружьем, которое наставил мне прямо в лоб. Немая сцена. Я уже представил себе, что придется говорить представителям правоохранительных органов. Все застыли, как фигуры в игре «Море волнуется раз». Сторож произнес в стиле армейского прапорщика:

– А-а, вы это…

Опустил ружье и с вкрадчивостью иезуита спросил:

– Не видели, кто яблоки ворует?

– Мы не видели. Честное пионерское.

Окончательно успокоившись, он отправился восвояси. По полям прокатился наш облегченный вздох, опережая жгучий зюйд-ост. Пленка испарины на теле становилась все тоньше по мере удаления человека с ружьем. Сторож перестал быть опасностью.

Оскар Уайльд говорил, что скука – это постаревшая серьезность. Наша серьезность готовилась отдать концы на старости лет, поэтому от скуки мы решили сварить молока. Способ его приготовления примитивен, как рецепт яичницы. Берется молоко, в него кидаются листья конопли, которые варятся несколько минут. Затем молоко сливается, а оставшееся травяное месиво собирается в марлю и выжимается в стакан. Все, что удалось сцедить, подлежит употреблению. Молоко Серега выпросил у хозяйки турбазы, под предлогом, что его приятель, то бишь я, простудился. Для чего мне для виду пришлось пару дней походить с перевязанным горлом, лицедействуя напропалую, изображая жуткий кашель.

Нужный продукт был приготовлен в тот же вечер. Несколько столовых ложек мне, полстакана для Сереги. На вкус мерзость. Но и водка на вкус тоже не сахар. Спустя несколько часов меня посетила измена, первая в жизни. Казалось, что в горло вставлена стеклянная трубка. И стоит только сглотнуть, как трубка треснет, и стеклянные осколки посыпятся в желудок. Натуральный кошмар, ощущения, реальные на сто процентов. Избавиться от них не было никакой возможности. Если ты пьян, ты можешь принять холодный душ, проблеваться, лечь спать и забыться на несколько часов. Но здесь ничто не спасало.

Я выскочил на берег и понесся вдоль воды. Паучьи лапы пальцев корчились по периметру ладоней. Треск в голове нарастал, я боялся разбить стеклянную колбу, потому что живо представил, как куски стекла впиваются в мои внутренние органы, и я кончаюсь прямо здесь, пуская кровь ртом. Паралоновый песок проминался под ступнями, в лицо дышала астраханская ночь, сплевывая в глаза сгустки темени. Никаких ориентиров, дисбаланс мыслей, верчение веток вокруг стволов деревьев.

В какой-то момент я остановился, огляделся, понял, что зашел слишком далеко и побрел обратно. Купаться боязно, потому что вода – жидкое стекло. Войдешь в нее, она застынет, и ты, как корабль, скованный льдами, заночуешь там до наступления смерти.

Рыбы смотрели на меня с удивлением, растопырив плавники, как зэки пальцы. Их чешуя поблескивала в лунном свете, в ней отражались мои скученные зрачки. Я стал подпрыгивать на одной ноге, боясь, что сейчас из-под коряги выползет гадюка и меня настигнет участь вещего Олега. Астраханские змеи ждали мою голень за каждым кустом, нагло демонстрируя язык, похожий на шнурок. Колба внутри подрагивала в такт страху, расплясавшемуся по коже мурашками.


Рекомендуем почитать
Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка

Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.


Иван Васильевич Бабушкин

Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.


Господин Пруст

Селеста АльбареГосподин ПрустВоспоминания, записанные Жоржем БельмономЛишь в конце XX века Селеста Альбаре нарушила обет молчания, данный ею самой себе у постели умирающего Марселя Пруста.На ее глазах протекала жизнь "великого затворника". Она готовила ему кофе, выполняла прихоти и приносила листы рукописей. Она разделила его ночное существование, принеся себя в жертву его великому письму. С нею он был откровенен. Никто глубже нее не знал его подлинной биографии. Если у Селесты Альбаре и были мотивы для полувекового молчания, то это только беззаветная любовь, которой согрета каждая страница этой книги.


Бетховен

Биография великого композитора Людвига ван Бетховена.


Август

Книга французского ученого Ж.-П. Неродо посвящена наследнику и преемнику Гая Юлия Цезаря, известнейшему правителю, создателю Римской империи — принцепсу Августу (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Особенностью ее является то, что автор стремится раскрыть не образ политика, а тайну личности этого загадочного человека. Он срывает маску, которую всю жизнь носил первый император, и делает это с чисто французской легкостью, увлекательно и свободно. Неродо досконально изучил все источники, относящиеся к жизни Гая Октавия — Цезаря Октавиана — Августа, и заглянул во внутренний мир этого человека, имевшего последовательно три имени.


На берегах Невы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.