От косяка до штанги - [2]
Два мальчика помогли старушке пронести до ее дома сумки. Их заметила местная шантрапа под предводительством тинейджера Димы, и на обратной дороге подвергла осмеянию, обозвав обидным словом «тимуровцы». Один из тимуровцев написал письмо в редакцию газеты, по материалам которой обязывали готовить политинформацию всех советских детей (изощренная пытка над школьниками, по степени изуверства сравнимая с принудительным макулатурособиранием и посещением физкультуры девочками во время месячных). Письмо опубликовали. Письмо написал я.
«Здравствуй, Павел. Я с интересом прочитала твое письмо. Вы с другом Алешей поступили правильно – помогли старушке донести тяжелую сумку.
Ты спрашиваешь, почему Дима и его приятели считают, что ваш поступок позорный? Просто Дима с друзьями, видимо, еще не повзрослели. Поэтому и думают, что геройство – это стрелять втихаря из рогатки по окнам. А разве за это можно уважать человека? Ведь человек только тогда становится взрослым, и только тогда его можно уважать, когда он делает важные и полезные дела. Вот тебя, Павел, и твоего друга Алешу, есть за что уважать. Вы совершили маленький, но очень взрослый поступок. Увидели, что кто-то нуждается в вашей помощи, и, не раздумывая, взялись помочь. А Дима… Смеяться как раз нужно над ним – он уже вырос, а с рогаткой, как с любимой игрушкой, расстаться не хочет. Да и «геройство» его ненастоящее. Он ведь ничего не сказал вам при старушке, а только тихо отошел в сторону. А когда вокруг него были приятели, тогда он почувствовал себя «командиром» и смеялся. А смеялся он над вами, потому что понял – вы оказались сильнее и взрослее его.
Твое письмо, Павел, мы решили опубликовать в газете. Пусть все октябрята посмеются над Димой.
Нина-Октябрина
15 октября 1985 года».
Так в десять лет я заимел свою первую публикацию, которую не сохранил, и про которую забыл надолго. Нина-Октябрина, которой на тот момент было небось лет за сорок, написало внятно и доступно. Кто-нибудь пишет такие письма сейчас?
После принятия в пионеры я совершил героический поступок. Вернулся с церемонии жертвоприношения мраморному бюсту («Всегда готов!»), взял мусорное ведро и пошел выносить его содержимое на помойку. Куртку я не застегивал, хоть на улице мороз демонстрировал зимнюю эрекцию, сосульчатый стояк. Мама могла отчитать за такую браваду. Но хотелось продемонстрировать всему миру, уместившемуся в пределах нескольких многоэтажек, что теперь вокруг детской гусиной шеи повязан красный лоскут.
Покупка жвачки Donald за один рубль у теток в шерстяных колготках, которые стояли при входе в магазин «Детский мир» на проспекте Науки. Игра на фантики. Выкладываешь цветные бумажные придатки диснеевской анимации, которые были в каждой жвачке, стопкой на полу в парадной. Лупишь сверху ладонью с азартом папаши, шлепающего пролетарской пятерней по заду отрока за двойку по математике. Перевернулся вкладыш – забираешь себе. О том, что в мире существуют мультфильмы, по мотивам которых произведены эти фантики, многие не догадывались.
Соседний стул в классе на несколько лет оккупировала Оля Дубинина. Ее родитель и моя мать сидели за соседними партами во времена хрущевской оттепели. Дубинин на контрольных вибрировал горловой мембраной:
– Романова, жаба, дай списать!
Мама моя была отличницей. Дубинин засандалил ей в лоб чернильной ручкой. Таким образом, мама на всю жизнь заимела единственную татуировку на своем теле. На лбу. В виде точки. Хотя все думают, что это родинка.
На дне рождения Оли Дубининой дети ели мясо, круглые куски с косточкой посередине. Дубинин вещал, что это мясо жирафа. Кусочки шеи. Вот и косточка посередине. Лет шесть меня не покидала уверенность, что нам посчастливилось отведать мясо обитателя жаркой Африки, похожего на пятнистый, парнокопытный, подъемный кран, о чем я старательно оповещал публику на всевозможных празднествах. Потом напомнил Дубинину о том, какими же вкусными бывают животные, увековеченные лингвистическим казусом «длинношеее» с тремя е на конце. Дубинин помигал ресничными габаритами, затем зрачки его переключились в режим дальнего света, и он заржал. Выяснилось, что угощал он нас свининой.
Муринский ручей – речка, содержащая переваренную пищу всех жителей Гражданки. Искупавшись в прилегающем пруду, мой папа подхватил туберкулез. Стекающая в ручей талая вода каждую весну уносила со склонов собачье дерьмо и подростковые зубы, выбитые в драках. «Ты с какого берега?» Можно было и в личико получить за не тот берег. Боль рассеченной брови, отбитых костяшек, удар по яйцам, после чего ад возникает под пахом минут на пять минимум. Шелуха от семечек, шелуха кожи на обветренных щеках, горки, покрытые льдом, с которых катятся вниз санки и салазки. Кирзовые сапоги с загнутыми голенищами и ватник, подпоясанный протертым солдатским ремнем. Так выглядел модный персонаж моего детства. Кроссовки – это из четвертого измерения.
На уроках мы писали любовные записочки («Приходи к школе к шести»), которые передавались водительницам ребячьих симпатий. Поцелуи через платочек. Поцелуй как провинность. Ругнулся матом – иди, целуй девочку. Вареные джинсы. Песни Цоя. Пионерский лагерь. Я был барабанщиком, знаменосцем, командиром отряда и председателем Совета дружины. Понты, ныне потерявшие былой блеск. Директор лагеря вынимал меня ночью из палаты девочек и с ужасом говорил:
Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.
В книге известного публициста и журналиста В. Чередниченко рассказывается о повседневной деятельности лидера Партии регионов Виктора Януковича, который прошел путь от председателя Донецкой облгосадминистрации до главы государства. Автор показывает, как Виктор Федорович вместе с соратниками решает вопросы, во многом определяющие развитие экономики страны, будущее ее граждан; освещает проблемы, которые обсуждаются во время встреч Президента Украины с лидерами ведущих стран мира – России, США, Германии, Китая.
На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.
В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.
Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.
«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.