От кобры до медведя гризли - [3]

Индонезийское правительство тоже очень охотно пошло нам навстречу. Так, к примеру, в 1967 году в порту Самаринда на Калимантане по нашей просьбе было конфисковано 15 орангутанов, а по радио постоянно доводилось до сведения населения, что отлов и продажа орангутанов запрещены.

Но возникла новая проблема: куда девать конфискованных детенышей? Выпускать в лес таких малышей без матерей означало обречь их на верную гибель. Зоопарк же в Джакарте был не в состоянии предоставить приют дюжинам беспомощных детенышей и выращивать их у себя. Поэтому мы очень обрадовались, когда две молоденькие швейцарские «биологички» выразили готовность поселиться в джунглях Суматры и взять на себя воспитание таких сирот. Но сначала они приехали к нам во Франкфуртский зоопарк, чтобы обучиться уходу за детенышами человекообразных обезьян. Ведь у нас как-никак начиная с 1958 года появились на свет девятнадцать орангутанов, восемнадцать шимпанзе, семь горилл и четыре бонобо (наш зоопарк держит первенство по размножению человекообразных обезьян). Обе девушки отправились на Суматру в резерват Гунунг-Лёсер, занимающий площадь в шесть тысяч квадратных километров. Мы отпустили им средства, необходимые для постройки жилых домиков для себя и помещений для все прибывающего числа осиротевших детенышей. Отважные девушки прожили там три года совсем одни, а потом их сменили другие молодые биологи. Моника Борнер за это время вышла замуж за одного молодого биопога, который в том же резервате вел наблюдения за последними суматранскими носорогами. Эта супружеская пара работает теперь в Африке, на острове Рубондо, который находится на озере Виктория в Танзании [2]

Двум энергичным девушкам удалось уговорить многих индонезийцев доверить им живущих у них дома в клетках орангутанов. Ведь для высокопоставленных чиновников Индонезии содержание у себя дома в клетке орангутана считалось признаком высокого ранга и особого авторитета хозяина дома. За сданных девушкам орангутанов ничего не платили, но и никакому штрафу добровольные сдатчики не подвергались. Насильственной конфискации подлежали лишь особи, находящиеся в руках торговцев животными. За три года у девушек перебывало не меньше 50 питомцев, которых в течение многих месяцев с большим трудом приучали к самостоятельности, а затем и к вольной жизни в лесу. Самые маленькие из детенышей особенно сильно привязывались к своим «приемным мамашам» и ни за что не соглашались с ними расставаться. Однако нельзя было допускать, чтобы они становились чересчур ручными — это стало бы помехой для их последующей самостоятельной жизни. Очень важно было сделать им вовремя прививки и лечить их. Ведь орангутаны подвержены буквально всем человеческим болезням: туберкулезу, полиомиелиту, воспалению легких, насморку и т. д. Так, в 1965 году в Роттердамском зоопарке все орангутаны разом погибли от оспы.

Выпущенных из карантинных клеток вновь прибывших детенышей никогда не кормят непосредственно возле дома, а, наоборот, на некотором отдалении, в лесу. Делается это не только для того, чтобы отучать их от людей, но и затем, чтобы они научились добавлять к полученным от человека бананам другие вкусные и питательные вещи, которые надо самим собирать на деревьях.

Большую помощь в прекращении отлова орангутанов и торговли ими оказал Союз охраны природы Индонезии. Кроме того, в том же резервате Гунунг-Лёсер была организована еще одна станция по «возвращению обезьян в родную стихию», еще две были также созданы на Калимантане.

На воле орангутаны способны прожить долгую жизнь. У них ведь фактически нет естественных врагов — разве что леопарды, которые могут при случае утащить молодого орангутана. Среди них встречаются настоящие долгожители. Так, наш Мориц прибыл во Франкфурт из Амстердама в 1956 году впопне взрослым самцом, не менее восемнадцати лет отроду, и дожил до сорокалетнего возраста (когда он приехал, то носил кличку Моисей, что в церковных кругах могло возбудить неудовольствие. Тогда я решил поменять ему имя на Мозер и обратился к известному артисту Гансу Мозеру с просьбой стать крестным нашего подопечного. Но тот прислал телеграмму, в которой категорически от этого отказывался). Есть долгожители и в Копенгагенском и Роттердамском зоопарках — это две самки, которым больше 40 лет; в зоопарке Филадельфии есть самец в возрасте 56 лет.

К 1976 году во всех зоопарках мира числился в общей сложности 401 орангутан. Из них 220 родились в зоопарках. В 1971 году из 460 орангутанов в зоопарках родилась лишь четверть.

Итак, казалось бы, за судьбу орангутанов можно не опасаться, во всяком случае в отношении торговли ими и пребывания в зоопарках. Но ведь они когда-то обитали во всей Юго-Восточной Азии, а теперь встречаются только на небольшой части Суматры и Калимантана, и там их не более 8 тысяч. Так что, к сожалению, успокаиваться не приходится.

Хотя теперь не истребляют самих орангутанов, но уничтожают места их обитания — девственный лес. С 1950 по 1975 год в Африке было вырублено 52 процента тропических дождевых лесов, а на Шри Ланке и в Бирме даже 62 процента: в мировом масштабе это составляет 40 процентов девственных лесов за четверть века! Сейчас, при современном техническом оснащении, сводят лес с площади, равной всей Швейцарии, всего за каких-нибудь четыре с половиной месяца. Причем какой лес! Произраставший тысячелетиями! Только с Суматры за один лишь 1973 год вывезено 15,5 миллиона кубических метров древесины. Крупные иностранные концессии осуществляют это по заданию западных индустриальных стран. Для того чтобы добыть деревья ценных пород, они не задумываясь валят весь лес целиком — целыми участками.