От Калигари до Гитлера. Психологическая история немецкого кино - [102]
Луис Тренкер, образцовый альпинист из "Священной горы", тоже отпочковался от Фанка. Он сыграл главные роли в двух фильмах, сделанных по его собственным сценариям и поставленных им совместно с опытными режиссерами. Эти картины знаменуют слияние горных лент с националистическими фильмами. Скрытые политические тенденции "Бурь над Монбланом" и "Голубого света" обретают в них полногласное звучание.
Первым фильмом Тренкера явился "Горы в огне" (1931), который особенно хвалили за блестящую операторскую работу Зеппа Альгейера. В фильме изображался один эпизод времен первой мировой войны, разворачивавшийся на фоне заснеженных пиков австрийского Тироля. Австрийский батальон удерживает позиции на горной вершине, и так как прямой атакой ее нельзя взять с боя, итальянские солдаты, расположившиеся у подошвы горы, начинают бурить в ней отверстие, чтобы заложить динамит и взорвать позиции неприятеля. Пока австрийцы, бессильные обезвредить вражеский маневр, в растерянности прислушиваются к зловещему грохоту в горном чреве, один из австрийских офицеров (Тренкер) осуществляет на лыжах отчаянную вылазку в свою родную деревушку, где итальянцы устроили себе штаб-квартиру. Там он узнает точную дату взрыва и вовремя возвращается назад, чтобы предупредить товарищей по оружию. Благодаря его подвигу обреченный на гибель батальон успевает оставить позиции перед тем, как раздается взрыв.
Если в картине Пабста "Западный фронт, 1918" ужасы войны нагнетаются, а пацифистский пафос звучит в полную мощь, фильм Тренкера восхваляет военную доблесть. Война в картине "Горы в огне" служит только фоном, на котором горный лыжник выполняет свое естественное предназначение — он становится героем войны. Оба фильма, пацифистский и милитаристский, не желают объяснять причин первой мировой войны, но, в отличие от Пабста, Тренкер вполне закономерно пренебрегает ими, потому что прославляет солдата, а солдаты, как известно, не обязаны вмешиваться в политику. Образ героя войны четко вырисовывается благодаря двум эпизодам, обрамляющим собственно повествование о войне. В первом эпизоде показывается, как австрийский офицер и итальянский командир, его будущий противник, участвуют в горной прогулке, незадолго до того как вспыхивают военные действия: фильм демонстрирует двух друзей, поднявшихся над националистическими предубеждениями. В финале бывшие противники возобновляют старую дружбу через несколько лет после окончания войны.
Фильм Тренкера подчеркивает крепость личных связей и отвергает шовинизм с еще большей силой, чем такие картины, как "Эмден" и "U-9 Веддиген". Если последние ленты испытали влияние психологического паралича, характерного для периода стабилизации, то "Горы в огне" отражают взрыв националистических страстей, повлекший за собой войну. Возникает вопрос: как антишовинистическая позиция фильма сочетается с его откровенным национализмом? Война в фильме Тренкера изображается в качестве "сверхличного события", которое следует безоговорочно принимать, независимо от того, одобряется оно или осуждается. Если рассматривать войну как детище неисповедимой судьбы, то нет ничего страшного в том, если эмоциональная горячка, сопутствующая ей, может затем охладиться. Дружба солдат из различных стран в мирное время не ослабляет решимости тех же приятелей воевать друг с другом в годы войны. Более того, эта дружба облагораживает борьбу, превращая ее в трагический долг и святое самопожертвование. Горный лыжник Тренкера представляет собой тот тип человека, на которого государство может положиться в военное время.
Второй фильм Тренкера, "Мятежник", выпущенный кинокомпанией "Универсаль", вышел на экраны 17 января 1933 года. В нем снова воскрес военный эпизод, но на сей раз речь шла о восстании тирольцев против наполеоновских захватчиков. Студент родом из Тироля (Тренкер), вернувшись домой, видит, что его родная деревня разграблена, а мать с сестрой убиты. Уничтожив в отместку французского офицера, студент уходит в подполье, пытаясь организовать сопротивление. В то же самое время студент продолжает любовный роман с баварской девушкой (Вильма Банки), которая прячет его от французских властей и даже выполняет для него шпионские задания. Студент использует ее донесения в своих целях. Переодевшись баварским офицером, он проникает на бал, даваемый французами в Инсбруке, и собирает там достаточные сведения, чтобы заманить наполеоновские войска в чудовищную ловушку. Если натурные съемки и любовные эпизоды в фильме выглядят довольно ординарно, то картина расправы тирольцев с французами поражает натуралистической жестокостью. Спрятавшись в горах, тирольские крестьяне сталкивают огромные каменные глыбы и деревья на французских солдат, проходящих внизу по дороге. Перед нами грохочущая, страшная бойня, где горы выступают в союзе с повстанцами. В конце фильма французы, конечно, побеждают, а студента расстреливают.
Мятежник Тренкера завершает серию экранных бунтовщиков, тесно связанных с эволюцией немецкого кинематографа. Герою Тренкера отводится решающая историческая роль — он возглавляет народное восстание против поработившего родину врага и сам участвует в бунте. Тем не менее он скорее напоминает человека, одержимого националистическими страстями, нежели революционера. Сходство тирольского мятежа с нацистским движением очевидно, Тренкер в своем фильме отражает только то, что сами нацисты называли "национальным восстанием". Наполеон выступает поборником ненавистной "республиканской системы", а студент наделен чертами настоящего гитлеровца. Теперь уже совершенно ясно, почему экранный мятежник догитлеровского времени больше не насаждал психологической модели поведения, которая неизменно предполагала эволюцию — от бунта к раболепству. В ту пору, когда рушащемуся зданию Веймарской республики нацисты готовились нанести последний, сокрушительный удар, мятежник тоже был призван воплощать в себе идею восстания. Последняя исключает покорность перед жизнью, хотя не гарантирует триумфа. Поэтому такие герои догитлеровского экрана, как Дмитрий Карамазов и Дантон, боролись до победного конца. Для них наступил звездный час, и плюшевые гостиные остались в далеком прошлом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Место, которое каждая эпоха занимает в историческом процессе, можно определить гораздо точнее, если проанализировать не ее суждения о самой себе, но неприметные явления на ее поверхности. Как выражение тенденций времени первые не могут служить достоверным свидетельством общего уклада эпохи. Вторые же по причине своей неосознанности дают непосредственный доступ к сути происходящего. Понимание какого-либо исторического периода неразрывно связано с толкованием таких поверхностных явлений. Суть эпохи и ее оставшиеся незамеченными черты взаимно проясняют друг друга.
Книга известного историка Н.А. Корнатовского «Борьба за Красный Петроград» увидела свет в 1929 году. А потом ушла «в тень», потому что не вписалась в новые мифы, сложенные о Гражданской войне.Ответ на вопрос «почему белые не взяли Петроград» отнюдь не так прост. Был героизм, было самопожертвование. Но были и массовое дезертирство, и целые полки у белых, сформированные из пленных красноармейцев.Петроградский Совет выпустил в октябре 1919 года воззвание, начинавшееся словами «Опомнитесь! Перед кем вы отступаете?».А еще было постоянно и методичное предательство «союзников» по Антанте, желавших похоронить Белое движение.Борьба за Красный Петроград – это не только казаки Краснова (коих было всего 8 сотен!), это не только «кронштадтский лед».
В новой книге писателя Андрея Чернова представлены литературные и краеведческие очерки, посвящённые культуре и истории Донбасса. Культурное пространство Донбасса автор рассматривает сквозь судьбы конкретных людей, живших и созидавших на донбасской земле, отстоявших её свободу в войнах, завещавших своим потомкам свободолюбие, творчество, честь, правдолюбие — сущность «донбасского кода». Книга рассчитана на широкий круг читателей.
«От Андалусии до Нью-Йорка» — вторая книга из серии «Сказки доктора Левита», рассказывает об удивительной исторической судьбе сефардских евреев — евреев Испании. Книга охватывает обширный исторический материал, написана живым «разговорным» языком и читается легко. Так как судьба евреев, как правило, странным образом переплеталась с самыми разными событиями средневековой истории — Реконкистой, инквизицией, великими географическими открытиями, разгромом «Великой Армады», освоением Нового Света и т. д. — книга несомненно увлечет всех, кому интересна история Средневековья.
Нет нужды говорить, что такое мафия, — ее знают все. Но в то же время никто не знает в точности, в чем именно дело. Этот парадокс увлекает и раздражает. По-видимому, невозможно определить, осознать и проанализировать ее вполне удовлетворительно и окончательно. Между тем еще ни одно тайное общество не вызывало такого любопытства к таких страстей и не заставляло столько говорить о себе.
Монография представляет собой исследование доисламского исторического предания о химйаритском царе Ас‘аде ал-Камиле, связанного с Южной Аравией. Использованная в исследовании методика позволяет оценить предание как ценный источник по истории доисламского Йемена, она важна и для реконструкции раннего этапа арабской историографии.
Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А.