От Ханаана до Карфагена - [10]

Интересное сообщение содержится у Плиния (IV, 120), который, говоря об острове Эрифии (Erytheia) в Испании, где тирийцами был основан Гадес, ссылается на упоминание названий этого острова греческими авторами и туземцами. Далее он отмечает, что название «Эрифия» дано тирийцами, поскольку предки тирийцев происходили из района Эритрейского моря. Заметка Плиния ясно распадается на две части: сначала он ссылается на древних авторов, передавая различные названия острова, а затем уже упоминает о том, что Эрифией остров назвали тирийцы. Если учесть, что Плиний сам некоторое время находился в Испании, будучи прокуратором провинции Тарраконская Испания (Sallmann, 1979, 929), становится ясно, что эти сведения он получил непосредственно от живших там тирийцев.

Солин (XXIII, 12) передает практически ту же тирскую традицию, говоря, что тирийцы, прибывшие с Красного моря, называют остров Эритрией, а пунийцы, т. е. карфагеняне, — Гадиром. Известно, однако, что Гадиром назывался сам город, а не остров. По-видимому, Солин, писавший уже в III в. н. э., объединил сведения, относящиеся к разным объектам и восходящие в конечном счете к тирийцам (возможно, испанским, т. е. гадитанам) и карфагенянам. Привлекает приводимое Солином название Erythrea, которое еще больше напоминает об Эритрейском море и свидетельствует о конечном источнике.

Тщательно анализируя эти сведения, И. Ш. Шифман пришел к выводу о надежности этой традиции, которая содержит два варианта — тирский и сидонский. Они отличаются некоторыми деталями, но дают общую картину — прибытие финикийцев к берегам Средиземного моря (Шифман, 1981, 103–106). Знания Геродота о водах, омывающих Аравию, были не особенно точны, так что под Эритрейским морем он явно подразумевал не совсем четко определенное водное пространство вокруг Аравийского полуострова (Шифман, 1981, 104–105; Berger, 1907, 592–595). Создавая свою западную колонию, финикийцы как бы заключали свою вселенную между двумя Эритиями — морем на юго-востоке и островом на западе.

Страбон (XVI, 3, 4) уточняет, что прародиной финикийцев были острова в Персидском заливе, современный Бахрейн. При этом он ссылается на вид местных святилищ, похожих на финикийские, и, главное, на мнение самих жителей этих островов. При описании Персидского залива Страбон, как он сам говорит (XVI, 3, 2), использовал данные Эратосфена, которые, в свою очередь, восходят к сообщениям Андросфена, плававшего в Персидском заливе по поручению Александра Македонского (Duchesne-GuIIIemin, 1979, 654–655). Бахрейн и частично противолежащий берег Аравии был издавна связан с Месопотамией, будучи одним из важнейших центров доставки меди в Двуречье и важным пунктом на пути из Месопотамии и Индию (Alster, 39–52). Шумеры, называя Бахрейн Дильмуном (а аккадцы — Тильмуном), даже располагали там свой рай и свою прародину. Как уже говорилось, возможно, что именно там находилась страна Нод, куда бежал Каин. В этом сказании могли отразиться воспоминания о пребывании предков финикийцев (точнее — всех ханаанеев) в районе Бахрейна, хотя, скорее, на соседнем берегу Персидского залива, чем на самих островах. Предание о прежнем пребывании ушедших затем ханаанеев могло сохраниться и у жителей Бахрейна. Так что возможно, что берег Эритрейского моря мог в действительности быть южным берегом Персидского залива.

Исследователи отмечают значительные черты сходства между ханаанейскими и южноаравийскими языками (Шифман, 1981, 105). Отделение северо-западных семитских диалектов, оформившихся несколько позднее в ряд родственных языков, включая ханаанейский и аморейский, от юго-западных (в том числе арабских) лингвисты датируют приблизительно концом IV или, может быть, рубежом IV–III тысячелетий до н. э. (Милитарев, 1984, 6). И это более или менее совпадает с данными о появлении финикийцев на побережье Средиземного моря. Археологические данные показывают, что поселение в Библе, из которого развился позднейший город, появляется после некоторого периода времени полного запустения около 3000 г. до н. э., но не позднее 2700 г. (Muller-Karpe, 1968, 429 и Tab. 2). Геродот (II, 11) говорит, что жрецы тирского храма Мелькарта относят основание храма и самого города ко времени за 2300 лет до них, а это датирует основание Тира приблизительно XXVIII в. до н. э. Археологический зондаж, проведенный в Тире, выявил самый древний слой в этом месте, относящийся почти к тому же времени или немного раньше, что не может быть случайностью (Bikai, 1978, 72; Gras, RuIIIard, Teixidor, 1989, 46; Baurain, Bonnet, 1992, 59) — В течение всей истории Тира с ним был связан находившийся на материке город Ушу, основанный, по-видимому, еще раньше: недаром греки и римляне именовали его Палетиром, т. е. Старым Тиром (Strabo XVI, 2, 24; Curt. Ruf. IV, 2, 4). Приблизительно тогда же возник и Верит (Sader, 1997, 400). Итак, все данные свидетельствуют о начале финикийской истории на восточном побережье Средиземного моря в самом начале III тысячелетия до н. э.

С появлением финикийцев на средиземноморском побережье здесь начинается история городской цивилизации. Два довольно крупных города — Тир и Арвад — финикийцы основали на небольших островках около материка. Это давало им значительные преимущества в случае нападения (недаром Тир был взят армией Александра Македонского только в 332 г. до н. а). Но в то же время остро стояли и другие проблемы, особенно снабжение питьевой водой, что было обусловлено географическим положением. Когда соперник тирского царя Абимилки царь Сидо-на захватил Ушу и материковые земли напротив Тира, Абимилки жаловался, что в городе нет воды для питья (ЕА 149, 49–52). И позже ассирийский царь, желая принудить тирийцев к сдаче, не давал им возможности пользоваться водой с материка (Ios. Ant. Iud. IX, 14, 2). Правда, постройка особых цистерн для сбора воды на самом острове несколько сократила зависимость города от материка (Katzenstein, 1973, 15), но полностью ее не устранила. Что касается Арвада, то уже в римское время Страбон (XVI, 2, 13) говорил, что часть необходимой воды город получал с материка.