От грозы к буре - [100]

Этот свой принцип он и выложил сейчас Котяну. Как говорится, кушайте — не обляпайтесь. Несмотря на предупреждение, хан все-таки обляпался, а точнее — попросту скис.

— Мы могли бы как-то договориться? — попытался он уточнить, явно намекая на какую-нибудь взятку.

— Перепутал ты, хан, — мотнул Вячеслав головой. — Я не чиновник-иуда — откаты не принимаю.

— ?!

— Ну, мзды я не беру, — пояснил воевода. — Мне за Русь обидно. Особенно за княжество рязанское. Знаешь, сколько моих людей под вашими стрелами в одном только Ряжске полегло? Полтыщи. И ты хочешь, чтобы я простил?

— Я под Ряжском не стоял, — быстро произнес Котян.

— А какая разница? Все вы одним миром мазаны. Ты под Пронском зато стоял. Сказать, сколько человек именно твои воины погубили?

— Убитых не вернешь, — заметил хан философски. — А я дам по десять гривен за каждого, чья душа отлетела к небу.

— По тысяче за каждого, и я тебя выпускаю, — выдвинул встречное условие Вячеслав.

У Котяна округлились глаза.

— Это шутка? — осклабился он растерянно.

— Это жизнь, — перенял эстафету философской мудрости воевода. — Я своих людей дорого ценю, так что ниже цену не опущу.

— Ты плохо говоришь, — вздохнул Котян. — Или ты думаешь, что завтра на поле битвы будут лежать только твои воины? Они смешаются. Русич — степняк — снова русич — опять степняк.

— Нет уж, — возразил воевода. — Плохо ты меня знаешь, хан. Будет иначе. — Он обвел рукой все внутреннее помещение шатра. — Вот здесь везде степняки, а вон там, в уголке — русич. И поверь, что на каждого моего воина придется, самое малое, десять твоих. Но я очень постараюсь, чтобы их было побольше, а твои воины навсегда запомнили — на Русь непрошеный степной гость с саблей в руке может попасть множеством путей. Назад же у него дорога одна — ногами вперед.

— Тогда зачем ты принимал меня? — не понял Котян.

— Да затем, что позавчера мне пришлось бы платить одним русичем за пятерых твоих воинов, а то и вовсе за троих. Для меня это очень дорого, — откровенно пояснил Вячеслав, нахально улыбаясь.

Только теперь Котян понял, как красиво и ловко обвел его вокруг пальца молодой русский воевода. На сердце у него стало так муторно, как не было с того самого дня, когда он сидел возле своей юрты и ждал, пока из степи не привезут тело его старшего брата. После отца именно брат должен был стать ханом, но неудачная охота все изменила… Та самая неудачная охота, на которую наследник поехал с его, Котяна, людьми. Он ничуть не раскаивался в принятом решении, но это был его любимый брат, и Котян искренне сожалел, что тот так поспешил родиться. Был бы младшим, пожил бы… еще пару лет.

— А если я сейчас поверну обратно и уйду на Русь? Она же ныне беззащитна, — попробовал пригрозить хан, но воевода оставался непреклонен:

— Попробуй. Но сразу предупреждаю тебя, как честный человек, — позади, близ Хупты да и близ Рановы, стоят самые лучшие полки, — тут же пояснив: — Лучшие тем, что они свежие. Неужто ты думаешь, что защищать рязанские земли я плохих поставлю?

— А если я поклянусь, что никогда больше не приду на Русь? — спросил Котян. — Чем хочешь поклянусь.

— А твои дети?

— Они тоже дадут клятву.

— У молодых не всегда хорошая память, хан. А у вашего народа совсем плохая, — вздохнул Вячеслав. — Мне кажется, я придумал кое-что получше, потому что покойники точно никуда не ходят. Для вас, как для убийц, чтоб вы за старое не взялись, одна только есть надежная гарантия — смертная казнь.

Про гарантию Котян недопонял, но суть уловил.

— А ты не думаешь, что я сумею вырваться? — спросил он. — Что тогда? Наш народ всегда мстил за причиненную обиду.

— Возможно, это тебе и удастся, — не стал спорить Вячеслав. — Вот только мстить-то будет не с кем. Мало вас останется, ох и мало.

Так все и произошло. Правда, всех перебить не получилось, но тут вины воеводы не было. Слишком широкое кольцо было, слишком много народу внутри него находилось. Реки, конечно, помогали, но это не горы, да и не столь они велики в Рясском поле, чтобы их нельзя было форсировать. И на каждой, как на беду, что ни верста, то брод имеется. Когда произошла одна ложная сшибка — Вячеслав удержался, конницу не выслал. Вторую обманку он тоже угадал, да и с третьей хладнокровия хватило.

Но это была раскачка, проба сил. В четвертую же, в сторону Рановы, Котян и Юрий Кончакович не пожалели большую часть всех сил бросить вместе с собственными сыновьями, и тут Вячеслав не выдержал. Вначале кинул туда треть имеющейся у него конницы, затем еще треть, а потом и резервный полк из Переяславля-Рязанского под командованием двадцатишестилетнего тысяцкого Верховца.

Едва он это сделал, как уже через полчаса понял, что ошибся. Оставшиеся силы половцев, немногочисленные, но составленные из числа лучших воинов, пошли наконец-то в свой настоящий прорыв, ломая тонкую нитку из трех полков.

Два из них — ростовский и стародубский — держались крепко, дрались насмерть, не подведя своих воевод: Лисуню и Останю. И они бы до конца выстояли, выдержали основной удар, но вот подвел дмитровский полк, точнее, его воевода Дубак. Плохо он своих воев учил. В строю стоять те не хуже прочих умели, но в битве иное умение надобно. Бросились дмитровцы и москвичи врассыпную, кто куда, но больше под надежную защиту соседей, смешивая и их ряды.