От Древнего мира до Возрождения (сборник) - [37]
Архитектура, соразмерная пропорциям золотого сечения, всегда гармонична ландшафту. Чувство природы, присущее людям мифологического сознания, ее одухотворенность делали безошибочным выбор места возведения храма. В отличие от до-античных культур, пещерной, скрытой сакральности, Греция напоена воздухом, пространством. Как бы ни были разрушены, руинированы останки храмов, они все равно производят впечатление целостное, неутраченное. Они всегда граничат землю и небо. Они парят, вычерчивая знак на небе. Идею храма как соединение земли и неба унаследовало древнерусское зодчество и сохранило его надолго – от XII до XIX века. Пронизанность небесным земного и устремление земного к Божественному.
Храм Посейдона на мысе Сунион, акропольский ансамбль и многое другое близки драматургией нашему восприятию. Есть что-то необъяснимое в чувстве античности, фрагменты которой сохраняют полноту восприятия, но никогда ничего не могут объяснить. Растворись и не вопрошай. А как же не вопрошать, когда вопрос этот всегда без ответа или многоответен.
Мы не случайно употребили театральное слово «драматургия» в отношении к античному искусству. Оно рассчитано всегда на диалог. Для эллинской культуры диалог – главное. Диалог храма с ландшафтом. Наш диалог с Грецией, длящийся века. Шествие граждан на Акрополь, проход через ворота-пропилеи, ритуал поведения на Акрополе. Их формы общественной жизни – все диалог. Мы назвали Элладу олимпийской демократией. Но в основе ее – слышимость, или внутрикультурный диалог. Диалоги соревнований, театра, росписи на вазах, записи философских текстов, ругани на Агоре, пиры… – все диалог, бессмысленный при отсутствии слышимости, общественной немоте.
III. «Слышимость»
Диалог возможен при условии слышимости, т. е. акустики «понимания». Я тебя слышу-понимаю сознанием, а не только ухом. Я тебя слышу, т. е. понимаю, что ты говоришь. «На всякий звук свой отзвук в воздухе пустом». Эхо. Античность универсально «эхолотична». Диалог и взаимослышимость той растворившейся в мифе страны так же уникальны, как и вся ее загадочная материя. Эллинские диалоги тоже больше не повторились никогда, как и другие идеи античности. Фрагментарность письменных текстов – это не только потери и превратности судьбы, но и то, что большой объем информации в Древней Греции был устным. По-настоящему письменная индустрия присуща более позднему времени. Например, александринскому эллинизму и особенно Риму. Развитие письменности, изобретение пергамента в эллинистическом Пергаме было обусловлено уже иными потребностями культуры. Греческий алфавит – буквенный, а не слоговый или словный. Алфавит никуда не пропал, а стал протоалфавитом нашей устной и письменной речи. Он создает новую подвижность, новые возможности письменной речи, но значение устных, публичных диалогов в полисной Греции выше письменных. Эхолотичность Греции уже в эпоху эллинизма (III–I вв. до н. э.) практически стала постепенно исчезать. И на долгое время исчезла. И даже юридическое красноречие в демократическом Риме не может сравниться с диалогами Греции. Не говоря о Византии, которая писала одно, говорила другое, а думала третье.
Идея акустики идеально разрешена архитектурой античного театра. Акустический эффект театрального амфитеатра-раковины и сегодня проверяют все туристы, шурша бумагой. Архитектура театра объединяет театральное действие со зрителем. Структура любой греческой пьесы предполагает хор. Хор в трагедиях – это идеальное «мы», наш диалог с героями внутри пьесы. Мы как бы передоверяем свое отношение, свои эмоции хору. В архитектуре театра обязательно предусмотрено место для хора, а также «сцены» и «охестра». Всем зрителям в театре видна сцена. Действие пьесы не только внутри-диалогично, но обращено ко всем и каждому. Основой классической драматургии были всем известные героико-мифологические (что означает исторические) сюжеты, т. е. тексты не придуманные авторами, но ими интерпретированные. ХХ век, захлебнувшийся античностью, перевыполняет все нормы постановок великих античных трагиков и комедиографов в канонизированных и перелицованных вариантах. Ну что нам царь Эдип или какой-то Агамемнон, похитивший из Трои Кассандру? Что нам в Медеях, Ясонах, Антигонах. В диалогах Прометея с античными богами. Не верим мы ни в богов, ни мифам, красивым сказкам давно исчезнувшего мира. Но что же заставляет сегодня, в век эксперимента с природой, космосом и человеком непрерывно возвращаться к античной трагедии? Для греков «плакать трагическими слезами – значит размышлять», по точному определению Андре Бошара. Они размышляли о главном в человеке, его двойной тотемно-темной и божественно-просветленной разумом природе. О борьбе между темным инстинктом и волей-разумом, т. е. актуальнейших проблемах нашего времени так же сегодня, как и когда-то. Формула Бошара состоит из двух частей: «плакать трагическими слезами» мы не разучились. Мы захлебываемся этими слезами. Но мы не размышляем, т. е. не делаем никаких выводов из наших слез, ничему не научаемся… и множатся слезы. Античная трагедия предполагала катарсис – изменения себя от осознания себя.
Издание, которое вы держите в руках, объединяет три книги, основанные на уникальном цикле лекций искусствоведа Паолы Волковой. Первая – это «Комментарий к Античности», где прослеживаются новые связи между формами – от Стоунхенджа до театра «Глобус», от Крита до испанской корриды, от европейского средиземноморья до концептуализма XX века, – все это связано и не может существовать друг без друга. «Я полагаю, – говорила Паола Дмитриевна, – что вся та история культуры, которую мы знаем, – это непрерывная история комментария.
Есть люди, которые не нуждаются в представлении. Есть книги, которые не нуждаются в аннотации. Дневник Паолы Волковой – именно такая книга именно такого человека. Кем была Ола Одесская – и как она стала Паолой Волковой, всегда безупречной, той, которую боготворили современники и которой восхищаемся мы. Она, казалось, была лично знакома со всеми Великими разных эпох – она знала художников и актеров, скульпторов и режиссеров, поэтов и архитекторов – словно жила в одно с ними время и была их музой.
Могут ли быть связаны между собой рождение Зевса, рождение Христа, большевики во главе с В. И. Лениным и культура Возрождения? И при чем здесь андеграунд?Какое отношение традиция царей ссылать своих жен в монастырь имеет к культу римской богини Весты?В четвертой книге «Мост через бездну» читателя вновь ждут удивительные открытия. О чем эта книга? Это попытка понять, кто мы с точки зрения духовного истока. Что такое наше художественное сознание и что такое наш художественный выбор, наша ментальность. Откуда она?Анализируя истоки европейской культуры.
Перед вами «Большая книга Средневековья», в которой собраны труды известных деятелей искусства, истории и литературы для того, чтобы пролить свет на так называемые «Тёмные века». Этот период оставил свой уникальный след в живописи, литературе, архитектуре, скульптуре. Он подарил миру таких выдающихся деятелей, как святой Франциск Ассизский, Бонавентура, Джотто ди Бондоне, Данте Алигьери, Андрей Рублёв, Феофан Грек. Эпоха длиною в тысячу лет, которая определила развитие культуры на многие столетия вперёд.
«Мост через бездну» – первая книга Паолы Волковой, написанная ей на основе собственного курса лекций. Образ моста, по словам самой Паолы Дмитриевны, был выбран не случайно – как метафора всей мировой культуры, без которой мы бы не состоялись. Блестящий педагог и рассказчик, через свои книги, лекции, да и просто беседы она прививала своим студентам и собеседникам чувство красоты, стараясь достучаться до их душ и очистить от накопившейся серости. Одна из самых знаковых книг для любого образованного человека, «Мост через бездну» приглашает нас в путешествие сквозь века.
Ни одна культура, ни один культурный этап не имеет такого прямого отношения к современности, как эпоха Возрождения. Ренессанс – наиболее прогрессивный и революционный период в истории человечества. Об этом рассказывает Паола Дмитриевна Волкова в следующей книге цикла «Мост через бездну», принимая эстафету у первого искусствоведа, Джоржо Вазари, настоящего человека своей эпохи – писателя, живописца и архитектора.Художники Возрождения – Сандро Ботичелли и Леонардо да Винчи, Рафаэль и Тициан, Иероним Босх и Питер Брейгель Старший – никогда не были просто художниками.
Статья посвящена инструментарию средневекового книгописца и его символико-аллегорической интерпретации в контексте священных текстов и памятников материальной культуры. В работе перечисляется основной инструментарий средневекового каллиграфа и миниатюриста, рассматриваются его исторические, технические и символические характеристики, приводятся оригинальные рецепты очинки пера, а также приготовления чернил и красок из средневековых технологических сборников и трактатов. Восточнохристианская традиция предстает как целостное явление, чьи элементы соотносятся друг с другом посредством множества неразрывных связей и всецело обусловлены вероучением.
Питер Беллвуд, известный австралийский археолог, специалист по древней истории Тихоокеанского региона, рассматривает вопросы археологии, истории, материальной культуры народов Юго-Восточной Азии и Океании. Особое внимание в книге уделяется истории заселения и освоения человеком островов Океании. Монография имеет междисциплинарный характер. В своем исследовании автор опирается на новейшие данные археологии, антропологии, этнографии, лингвистики. Peter Bellwood. Man’s conquest of the Pacific.
Король, королевы, фаворитка. Именно в виде такого магического треугольника рассматривает всю элитную историю Франции XV–XVIII веков ученый-историк, выпускник Сорбонны Ги Шоссинан-Ногаре. Перед нами проходят чередой королевы – блистательные, сильные и умные (Луиза Савойская, Анна Бретонская или Анна Австрийская), изощренные в интригах (Екатерина и Мария Медичи или Мария Стюарт), а также слабые и безликие (Шарлотта Савойская, Клод Французская или Мария Лещинская). Каждая из них показана автором ярко и неповторимо.
Эта книга — рассказ о двух городах, Лондоне и Париже, о культурах двух стран на примерах из жизни их столиц. Интригующее повествование Конлина погружает нас в историю городов, отраженных друг в друге словно в причудливом зеркале. Автор анализирует шесть составляющих городской жизни начала XIX века: улицу, квартиру, ресторан, кладбище, мир развлечений и мир преступности.Париж и Лондон всегда были любовниками-соперниками, но максимальный накал страстей пришелся на период 1750–1914 гг., когда каждый из них претендовал на звание столицы мира.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
В книге исследуются дорожные обычаи и обряды, поверья и обереги, связанные с мифологическими представлениями русских и других народов России, особенности перемещений по дорогам России XVIII – начала XX в. Привлекаются малоизвестные этнографические, фольклорные, исторические, литературно-публицистические и мемуарные источники, которые рассмотрены в историко-бытовом и культурно-антропологическом аспектах.Книга адресована специалистам и студентам гуманитарных факультетов высших учебных заведений и всем, кто интересуется историей повседневности и традиционной культурой народов России.
Господство христианства в средневековом мире породило всю современную культуру, в пространстве которой мы существуем от рождения до самой смерти – именно об этом рассказывает Паола Дмитриевна Волкова в своем цикле лекций, посвященном позднему Средневековью и Проторенессансу. Невозможно рассматривать эту эпоху, как условные «Темные века», как нечто посредственное – сам по себе этот период не менее знаменателен, чем Возрождение.Гении этого времени – святой Франциск Ассизский и Бонавентура, Джотто ди Бондоне и Данте Алигьери, Андрей Рублев и Феофан Грек – до сих пор ведут с нами диалог через века.
Жизнь семьи Тарковских, как, впрочем, и большинства российских семей, полна трагических событий: ссылка в Сибирь, гибель в Гражданскую, тяжелейшее ранение Арсения Александровича, вынужденная эмиграция Андрея Арсеньевича. Но отличали эту семью, все без исключения ее поколения, несгибаемая твердость духа, мужество, обостренное чувство чести, внутренняя свобода. И главное – стремление к творчеству. К творчеству во всех его проявлениях – в музыке, театре, литературе, кино. К творчеству, через которое они пытались найти «человека в самом себе».
История импрессионизма, раз и навсегда повлиявшего на все последующее искусство, охватывает всего 12 лет: с первой выставки в 1874 году, где было представлено знаменитое «Впечатление», по последнюю, восьмую, в 1886 году. Эдуард Мане и Клод Моне, Эдгар Дега и Огюст Ренуар, Анри де Тулуз-Лотрек и Поль Гоген – с рассказа о которых начинается эта книга – одними из первых начали выступать против условностей сформировавшейся к тому времени «классической» живописи.Винсент Ван Гог и Сальвадор Дали, Пабло Пикассо и Казимир Малевич, в отличие от своих предшественников, создавали на полотнах свою реальность.
Что появилось раньше – человек или зеркало? Этим вопросом задается Паола Дмитриевна Волкова в четвертом томе цикла «Мост через бездну». Для великих мастеров портрет всегда был не просто изображением человека, но и зеркалом, отражающим не только внешнюю, но и внутреннюю красоту. Автопортрет же – вопрос себе, рефлексия и следующий за ними ответ. Диего Веласкес, Рембрандт, Эль Греко, Альбрехт Дюрер и Винсент Ван Гог – все они оставляют нам в этом жанре горькую исповедь целой жизни.У каких зеркал прихорашивались красавицы былого? Венера, вознесшаяся из вод, увидела в них свое отражение и осталась довольна собой, а Нарцисс – застыл навеки, потрясенный собственной красотой.