От Дарвина до Эйнштейна. Величайшие ошибки гениальных ученых, которые изменили наше понимание жизни и вселенной - [98]

Ошибки гения

Более 20 процентов статей, принадлежащих перу Эйнштейна, содержат те или иные ошибки. В нескольких случаях конечный результат верен, несмотря на погрешности. Это верный признак подлинно великих теоретиков: они руководствуются скорее интуицией, чем формализмом. В письме от 3 февраля 1915 года голландскому физику Хендрику Лоренцу Эйнштейн излагает собственную точку зрения на ошибки в научных теориях:

«Теоретик заблуждается в двух случаях.

1. Дьявол водит его за нос и заманивает ложной гипотезой. (В этом случае он заслуживает нашего сочувствия.)

2. Его аргументы небрежны и ошибочны. (В этом случае он заслуживает порки.)»

И хотя сам Эйнштейн, несомненно, совершал ошибки обеих разновидностей, несравненная физическая интуиция сплошь и рядом подсказывала ему путь к верному ответу. К несчастью, мы, простые смертные, не в силах ни имитировать, ни развить у себя подобный талант.

В 1949 году сотрудник Эйнштейна Леопольд Инфельд так писал о революционной работе Эйнштейна по космологии:

«Хотя преувеличить значение этой статьи очень трудно… изначальные идеи Эйнштейна, как видно с сегодняшней точки зрения, устарели, если не попросту ошибочны… В сущности, это очередной пример того, как неверное решение фундаментальной задачи может сыграть гораздо более важную роль, чем верное решение тривиальной, неинтересной задачи[453].»

Заметка Инфельда включена в том, выпущенный в честь Эйнштейна, под названием «Альберт Эйнштейн. Философ и ученый» («Albert Einstein: Philosopher – Scientist»). В этой книге опубликованы работы сразу шести нобелевских лауреатов. Жорж Леметр в своей статье привел серьезные, по его мнению, доводы в пользу того, чтобы оставить космологическую постоянную в уравнениях: «История науки знает множество примеров, когда открытия совершались по причинам, которые сейчас уже не кажутся существенными. Возможно, открытие космологической постоянной – именно такой случай»[454]. Как он был прав!

Однако сам Эйнштейн все же колебался[455]. В своих «Замечаниях к статьям, собранным в этом коллективном труде», он повторяет свои прежние доводы: «Введение подобной постоянной предполагает значительный ущерб логической простоте теории, ущерб, с неизбежностью которого, как мне представляется, можно мириться лишь в том случае, если нет причин сомневаться в статической, по сути, природе пространства». Далее Эйнштейн говорит, что после того как Хаббл открыл расширение Вселенной, а Фридман показал, что расширение возможно и в контексте первоначальных уравнений, он считает ввод лямбды «в настоящий момент [то есть в 1949 году] неоправданным». Кстати, обратите внимание, что хотя Эйнштейн писал это вскоре после переписки с Гамовым, ни малейших аллюзий на «величайший ляпсус» здесь нет.

С одной стороны, можно возразить, что Эйнштейн был прав, когда отказался добавлять в свои уравнения член, которого не требовали данные наблюдений. С другой – Эйнштейн уже упустил одну возможность предсказать расширение Вселенной, когда сослался на недостаток данных по движению звезд. Отказавшись от космологической постоянной, он упустил вторую возможность – на этот раз предсказать ускорение расширения Вселенной! Случись два таких промаха у заурядного ученого, их наверняка сочли бы недостатком интуиции, но об Эйнштейне такое едва ли можно сказать. Ошибки Эйнштейна[456] – всего лишь напоминание, что человеческая логика не гарантирована от ляпсусов, даже если ее применяет величайший гений.

Эйнштейн размышлял над единой теорией и природой физической реальности до самого конца. Еще в 1940 году он предвидел трудности, с которыми сталкиваются современные сторонники теории струн: «Эти две системы [общая теория относительности и квантовая механика] прямо друг другу не противоречат, однако, похоже, не очень подходят для того, чтобы слиться в единую теорию». А всего за месяц до кончины поделился сомнениями в себе: «Представляется сомнительным, что [классическая] теория поля сможет принять в расчет атомную структуру вещества и излучения, а также квантовые явления». Однако некоторым утешением Эйнштейну служили слова драматурга XVIII века Готхольда Эфраима Лессинга: «Стремление к истине драгоценнее, чем ее обретение»[457]. При всех ляпсусах на памяти последних поколений никто, пожалуй, не стремился к истине больше Альберта Эйнштейна.

Глава 12. Кода

Я со всей серьезностью предостерегаю вас от попыток разыскать причину и объяснение всего… попытки разыскать причину всего очень опасны и не ведут ни к чему, кроме разочарований и неудовлетворенности, они будоражат ум и в конечном итоге делают человека несчастным.

Королева Виктория

Вечной и абсолютной ценностью не обладает ни одна научная теория. По мере усовершенствования методов и инструментов для экспериментов и наблюдений теории либо решительно отвергаются, либо приобретают новые обличья, в которые включаются некоторые прежние идеи. Эволюционную натуру теорий в физике подчеркивал и сам Эйнштейн: «Самая прекрасная участь физической теории – указать путь к установлению более общей теории, в рамках которой она живет как частный случай». Дарвинова теория эволюции жизни посредством естественного отбора лишь подкрепилась, когда к ней применили современную генетику. Ньютонова теория гравитации живет и по сей день – как частный случай в рамках общей теории относительности. Путь к «новой, улучшенной» теории далеко не гладок, прогресс на нем – отнюдь не мгновенный рывок к истине. Если такие светила, как Дарвин, Кельвин, Полинг, Хойл и Эйнштейн подчас совершали серьезные ляпсусы, представьте себе, как выглядит послужной список ученых меньшего масштаба. Когда Джеймс Джойс в «Улиссе» писал: «Гений не совершает ошибок. Его блуждания намеренны, они – врата открытия» (пер. В. Хинкиса, С. Хоружего), он хотел, чтобы первая часть звучала провокационно. Однако, как мы убедились, прочитав эту книгу, ляпсусы гениев и вправду часто становятся вратами открытий.