От «Черной горы» до «Языкового письма». Антология новейшей поэзии США - [143]

Шрифт
Интервал

1989 Галина Ермошина

Техас

Я использовала стол как ссылку и просто перевела вещи из него
в реестр, чтобы отыграть церемонию чувства до конца, что есть
воздух истинных живых объектов и людей, используемых тобой,
когда располагаешь их вместе в определенном порядке, давая привилегию
отдельному человеку, который склонен исчезнуть, если его визуальное присутствие сохраняется, в ощущение смысла, уходящее само по себе.
Сначала стол есть стол. В синем свете
или в электрическом освещении, у него нет пафоса. Потом свет отделяется
от человеческого содержания, от фиолетовой сети или бесплотного тумана, отражая эхом
фиолетовую морозилку на подоконнике, где он – след желания.
Такие эмоции – перебои в пейзаже и в логике,
вызванные стремлением к непосредственному опыту, как будто ее память об опыте
была следом ее самой. Особенно теперь, когда вещи разлетаются
во всех направлениях,
она посчитает вестибюль гостиницы инертным состоянием формы. Это – место
ее должности. И серые эмалевые двери лифта – соответственное состояние,
место за ними является основанием воды или рисунком воды. Теперь
она направляет свой фотоаппарат на них, чтобы изменить свое мнение о них на мысль
в Мексике, поскольку горизонт, когда ты движешься, может противостоять горизонту внутри
лифта через синий Кадиллак в долгий след выстрела. Ты задерживаешь
свою руку у стола. Свет становится золотым крылом на столе.
Она видит
его открытие, с внутренним пространством, пластичным и бесконечным,
но это – стиль, которому досталось плохое будущее.
1989 Галина Ермошина

Звездное поле

Эмоции, размещенные нами на поле, как я уже говорила, образовали ядро пространства
которое определено дождем лучей и смутными контурами ландшафта
как фотография взрыва, и придали путешествию взгляда твоего в него или по мне
воображаемую тяжесть перехода через космический залив
или ряды алюминиевых столбов
Она прогуливается по площадке за синей сеткой, по просторному теннисному корту
по участкам бетона, вместо единого движения пространства, где небо и земля
собрались бы вместе
Она думает о поле снаружи, о категории серых точек
на телеэкране, звездных координат, не отражающих чей-либо опыт
но волнующих всех, кто смотрит на них, поэтому это и есть опыт, и
земля в целом представляется свечением земли
Койот или зов мерцания
затихает за секунду до его распространения по полю
осадок вместо
прорисовки чувств, соотношения людей к космосу
Я прохожу через фокальные плоскости синего теннисного корта как через сцену желания
Материал смежного неба со мной от меня ускользает,
чистое означающее и сдвиг смысла
небеса или космос – градация материала, свет – это след
подвижности, как светящийся след на сенсорном экране, продленном
до траектории следа
и отмеченном световыми столбами или притянутом к краю планетой
Твое имя становится светящимся следом. Через движение следа
его повторение и задержку, моя жизнь защищается
от размытия, таймлапса, вспышек
секса, подвижности его остаточных образов
Теперь мне понятно, как взгляд проникает вглубь
подобно неспособности замереть – чтобы позволить тебе увидеть
1990 Екатерина Захаркив

Дочь

1 (этот сон)

Ночью ангел молча плывет к плоской скале, где морские птицы спят, чувствует их и останавливается. Они узнают его в лунном свете, не просыпаясь, – это физическое ощущение значения твоего сна, когда ты проснешься. Сон птиц представляет ангела, а потом укрывает значение, ангел. Королевские пальмы блестят, ветки, дотягиваясь до звезд, принимают их облик, чтобы показать чувства к звездам. Общее – реально, здесь, в памяти птиц, и расширяет инстинктивные пределы их восприятия, но это не было узнано, пока.

Держа ее лицо в своих руках – держу чашу, из которой я родилась. Лицо не отражает моих чувств, как холмы, держащие небо. Чаша представляет чувства ангела к внутренней структуре того, что появляется тонким и уязвимым, но почти неорганическим, как перья. В собственном свете лицо кажется рыхлым и тусклым, лепестки магнолии, или мои эмоции с ценным предложением разорения.

Вращающийся маяк ревет на острове, создавая куски времени вне человеческих существ, с ароматными пустотами между огнями, где я рассматриваю ее время, плиссируя лепесток с тенью, пока лепесток не появится около травинки на земле, с незапятнанной красотой любого человека, который был бы красив, так что я могу оглянуться вокруг и подойти к цветку, не сравнивая их.

Лента ангела упала на ее глаза, пока она смотрела на что-то, немного похожее на свет над широкой частью реки, и немного похожее на розовую стену дома сквозь почки деревьев. Оно походило на эти две вещи, путь желтизны на плодах похож на чувства, хотя этот цвет меняется. Твои чувства переполняют чашу. Я заменяю его серым птенцом в чаше.

2 (Комментарии)

Сон представляет значение для меня. Кроме того, это структура, которая укрывает это значение. Мои эмоции могут представлять оценку или содержать ее, из взаимодействия между эфирным объектом и организмом. Ангел склоняет голову. Что-то вроде скелета среди снежинок вокруг ее белизны, белые корни на фоне грязного сугроба. Кажется, ее грудная клетка обернулась к спине. Между передом и задом ее душа не может быть выражена, хотя это то, что перед и зад означают. Ты должен признать, что не знаешь трансцендентального означаемого.


Еще от автора Ян Эмильевич Пробштейн
Одухотворенная земля

Автор книги Ян Пробштейн — известный переводчик поэзии, филолог и поэт. В своей книге он собрал статьи, посвященные разным периодам русской поэзии — от XIX до XXI века, от Тютчева и Фета до Шварц и Седаковой. Интересные эссе посвящены редко анализируемым поэтам XX века — Аркадию Штейнбергу, Сергею Петрову, Роальду Мандельштаму. Пробштейн исследует одновременно и форму, структуру стиха, и содержательный потенциал поэтического произведения, ему интересны и контекст создания стихотворения, и философия автора, и масштабы влияния поэта на своих современников и «наследников».


Нетленная вселенная явлений: П. Б. Шелли. Романтики как предтечи модернизма

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.