От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада - [16]

Столь планомерно — «планмессиг», как указывалось в коммюнике ОКБ, — развивалось немецкое наступление по всему 1000-мильному фронту от Балтийского до Черного моря, и столь уверен был нацистский диктатор в его дальнейшем успешном и быстром продолжении, по мере того как одна советская армия за другой терпели поражение и оказывались в окружении,[22] что 14 июля, спустя всего три недели после вторжения в Россию, Гитлер издал директиву, уведомляющую, что численность сухопутных войск можно будет «существенно сократить в ближайшем будущем» и что производство вооружения будет сосредоточено на строительстве военно-морских кораблей и боевых самолетов, особенно последних, для военных действий против последнего оставшегося врага — Англии и, добавил он, «против Америки, если возникнет необходимость».

Два крупнейших города Советского Союза — Ленинград, который в качестве своей столицы на берегу Балтийского моря построил Петр Великий, и Москва, древняя русская столица, ставшая после победы большевиков столицей Советского Союза, вот-вот, как казалось Гитлеру, должны были пасть. 18 сентября он издал строгий приказ: «Капитуляцию Ленинграда и Москвы не принимать, даже если она будет предложена».

Какая судьба ожидала эти города, Гитлер разъяснил своим командирам в директиве от 29 сентября.

«Фюрер решил стереть Санкт-Петербург (Ленинград) с лица земли. Дальнейшее существование этого большого города, как только Советская Россия будет повержена, не представляет интереса…

Цель состоит в том, чтобы окружить его и сровнять с землей артиллерийским огнем и непрерывными налетами авиации…

Просьбы о сдаче нам города будут отклонены, так как проблема выживания его жителей и снабжения их продовольствием не может и не должна решаться нами. В этой битве за существование мы не заинтересованы даже в сохранении части населения этого крупного города».

Гитлер вернулся в Берлин и в обращении к немецкому народу провозгласил крах Советского Союза. «Я заявляю сегодня и говорю это без всяких оговорок, — вещал он, — что враг на Востоке повержен и никогда не поднимется вновь… Позади линии наших войск уже лежит пространство, в два раза превышающее территорию рейха, когда я пришел к власти в 1933 году».[23]

Когда 3 октября немцы взяли Орел, важный город к югу от Москвы, Гитлер приказал своему начальнику отдела прессы Отто Дитриху вернуться самолетом в Берлин и сообщить на следующий день корреспондентам ведущих газет мира, что последние уцелевшие советские армии маршала Тимошенко, оборонявшие Москву, окружены в двух «котлах» стальными кольцами немецких войск на подступах к столице; южные армии маршала Буденного разгромлены и рассеяны, а 60–70 дивизий маршала Ворошилова окружены в Ленинграде.

«В военном отношении, — самодовольно закончил Дитрих, — с Советской Россией покончено. Английская мечта о войне на два фронта мертва».

Эти публичные бахвальства Гитлера и Дитриха, по меньшей мере, были преждевременны. В действительности русские, несмотря на то, что внезапное нападение немцев 22 июня застало их врасплох, несмотря на последующие тяжелые потери в живой силе и технике, быстрое отступление и окружение части их лучших армий, уже в июле начали оказывать все возрастающее сопротивление, с которым вермахт никогда еще не сталкивался ранее. Дневники Гальдера и донесения фронтовых командиров, таких, как генерал Гудериан, командовавший сильной танковой группировкой на центральном секторе фронта, все чаще и чаще начинают пестреть, а затем становятся переполненными сообщениями об ожесточенных боях, упорной обороне и контратаках русских, тяжелых потерях и немецких и русских войск.

«Поведение русских войск, — напишет позже генерал Блюментрит, — даже в этой первой битве (за Минск) резко отличалось от поведения поляков и западных союзников, когда те терпели поражение. Даже попав в окружение, русские держали оборону и сражались».[24]

К тому же советских войск оказалось больше, а их вооружение лучше, чем казалось возможным Гитлеру. Свежие советские дивизии, о которых немецкая разведка не имела представления, непрерывно подбрасывались на фронт.

«Общая обстановка все очевидней и яснее показывает, — записал Гальдер в своем дневнике 11 августа, — что колосс-Россия… был нами недооценен» (не только в экономической и транспортной сфере, но прежде всего в чисто военной). «К началу войны мы имели против себя около 200 дивизий противника. Теперь мы насчитываем уже 360 дивизий противника».

«Таким образом и получается, что наши войска, страшно растянутые и разобщенные, все время подвергаются атакам противника. И противник потому одерживает местами успехи…»[25] Генерал-фельдмаршал фон Рундштедт после окончания войны без обиняков заявил допрашивавшим его союзническим офицерам: «Я обнаружил вскоре после начала вторжения, что все написанное о России было чепухой».

К 20 октября немецкие передовые танковые части находились в сорока милях от Москвы, и советские правительственные учреждения и иностранные посольства были спешно эвакуированы в Куйбышев на Волге, Но затем немецкое наступление «Тайфун», начавшееся со всей яростью урагана, застопорилось.