От ариев до викингов, или Кто открыл Америку - [99]

Старейшины в Санхейвене пришли к решению, что настало время подниматься всем кланом и тоже уходить на запад. Но куда же именно лучше отправиться? Добытчики «валюты», перебравшиеся на берега Унгава Бэй, извлекли из этого немало выгод для себя, но поплатились за это немалой ценой. Дело в том, что домашний скот там не давал приплода, а на холодных землях западной тундры не росло ровным счетом ничего. Переселенцам, обосновавшимся в тех местах, пришлось забыть о земледелии, которое еще с античных времен являлось неотъемлемой частью их жизни.

Люди клана «Фарфарера» вовсе не хотели повторить их судьбу. И тут как раз пошли разговоры о прекрасных перспективах жизни на Окаке. Однако были и минусы. Хотя в районе Окака было немало пушнины и ловчих птиц (кречетов, беркутов), моржей-секачей — это стержневое ядро промысла добытчиков «валюты» — можно было найти только во время миграции, да и охота на них была делом непростым. Да, правда, Окак позволял надеяться на неплохие урожаи, но для охотников и добытчиков «валюты» эти земли трудно было назвать идеальными.

Однако с давних пор бытовало поверье, что где-то к югу от Окака существует некое место, где секачи водятся в таком изобилии, которое способно согреть суровые сердца добытчиков «валюты». Между тем поиски этого места практически не проводились, поскольку полуостров Лабрадор к югу от Окака покрывали густые заросли лесов, служивших пристанищем для инну, таинственных обитателей лесных дебрей, тех самых инну, встречи с которыми туниты стремились во что бы то ни стало избежать[96].

Неприязнь между двумя этими народами была взаимной. И хотя она не перерастала в откровенную враждебность, и тем и другим было очень нелегко понять друг друга. Они жили в двух разных мирах. Инну ограничили сферу своих интересов лесными дебрями, тогда как туниты (а также их друзья, а впоследствии и родственники альбаны) предпочитали держаться на открытых пространствах.

В середине лета, предшествовавшего той зиме, когда клан «Фарфарера» принял решение покинуть Крону, прошел слух, что двое мужчин тунитов приплыли на байдарках в Окак откуда-то с юго-востока. Их прибытие вызвало самую настоящую сенсацию. Дело в том, что лодки их были сшиты из двойных тюленьих шкур и имели несколько необычное конструктивное решение, а их одежды, также сшитые из шкур, отличались довольно странным покроем. Диалект, на котором они говорили, мало чем отличался от языка тунитов, живших в Окаке. Они поведали удивленным туземцам, что прибыли из страны, лежащей далеко на юге и граничащей с внутренним морем. Из преданий и легенд, которые рассказывали старейшины их племени, они знали, что далеко на севере тоже живут туниты. И вот, будучи людьми молодыми и пытливыми, они отправились на поиски своих сородичей.

Им было что порассказать о своей далекой родине и ее обитателях — как людях, так и прочих живых существах. Особый интерес для альбанов Окака представляла весть о том, что на бескрайних песчаных берегах той далекой страны теснятся стада моржей-секачей, которых там несметное множество.

Осенью того же года слух о появлении гостей достиг Кроны. Это событие породило немало разговоров в Сандхейвене, и люди клана подавляющим большинством голосов решили, что Окак — это вполне подходящее для них место. И тут же было решено, что следующей весной «Фарфарер», как обычно, отправится в плавание к берегам острова Памиок, высадит там большинство людей, а затем капитан с испытанным ядром команды пойдет в разведывательное плавание к Окаку, а если предоставится возможность, то и дальше.

Стояла уже середина июля, когда «Фарфарер» отчалил от берегов острова Памиок. Кроме ядра команды, на его борту находилось несколько тунитов — мужчин и женщин, — большинство из которых приходилось родственниками жене капитана. И это плавание на юг, по крайней мере, на его начальном этапе, обещало стать чем-то вроде прогулочного круиза, предоставив тунитам редкую возможность побывать в гостях у своих далеких сородичей и собственными глазами повидать места, знакомые им разве что по преданиям, из века в век звучавшим в долгие зимние вечера.

«Фарфарер» быстро пересек Унгава Бэй и вошел в узкий, окруженный льдами канал, ведущий к Лабрадору. Приливные волны несли его между ледяными стенками со скоростью горной речки. Но «Фарфареру» на высокой приливной волне удалось попасть в узкий просвет между заливом и Атлантикой.

Две башенки на восточной стороне устья канала указывали вход в бухту, где по весне собирались добытчики «валюты», привлеченные несметными стаями гагар, гнездившихся на скалах окрестных островков. Но в конце сезона эта «база заготовителей» пустела, так что «Фарфарер», не замедляя хода, направился прямо на юг, пробираясь через лабиринты коварных рифов и скальных островков, между которыми резвились бурые дельфины и небольшие киты. А справа по борту виднелись Торнгаты, высоко вздымавшие свои причудливые пики.

Миновав устье Начвак-Фьорда (гигантского каньона, обрамленного с обеих сторон горными пиками в добрую милю высотой), «Фарфарер» вошел в залив Рама Бэй. Здесь корабль бросил якорь, а его команда в большой шлюпке отправилась к берегу. Их радушно встретили туниты, жившие в палатках вдоль побережья. Они как раз недавно убили несколько жирных карибу, так что в тот вечер пир в честь гостей выдался на славу. А наутро всем предстояла тяжелая работа.