Освобождение - [15]

– С-с-суки! В своих красивых чёрных мундирах… – сказал он в голос.

– Виноват! – вдруг послышалось от двери.

Глядя на город, Кэндзи ехал из гостиницы в миссию, смотрел на мелькавшие дома, перекрёстки, церкви, на деревья, которые за прошедшие семь лет подросли, и ощущал, что он будто бы вернулся домой.

«Харбин! – думал он. – Сколько же тут всего со мною случилось!»

По обоим тротуарам шли люди, много людей. Он ехал и всматривался в лица. Ему казалось, что кого-то он узнал или узнавал, всё мелькало и было таким знакомым. Ему казалось, что вот сейчас он увидит Соню, или Анну Ксаверьевну, или Александра Петровича, или своих студентов, или коллег из миссии, а может быть, мелькнёт старый Тельнов, если он ещё жив. Но люди шли – незнакомые, а с другой стороны, такие знакомые; они почти не изменились, только Кэндзи стало казаться, что лица большинства из них оттеняла тревога, а в движениях появилась суетливость и какое-то подрагивание, нервное, так дрожат руки, когда человек очень волнуется…

Ему захотелось отвлечься, и он подумал, как удачно он встретился с Сашиком. Правда, это немного нарушило его тайные и романтические ожидания от приезда, встреча была слишком неожиданной и случайной, похожей на сюрприз, которого не ждали. Соню он, конечно, не встретит, она давно переехала в Шанхай, и он только получал о ней случайные сведения… Может быть, кого-то ещё… но все остальные были бы уже чужие!

Он не мог предполагать, что его первая стажировка в войсках продлится так долго, – он ехал всего на год и сравнительно недалеко. Хотя на самом деле она и оказалась недолгой, его ранило через несколько дней… Долгим было лечение в госпитале и отдых дома… Когда после взрыва он очнулся, то не мог понять, почему все кругом белое и ничего не чешется и не зудит на запястьях и на лице. В его памяти ещё была густая мокрая темень и неожиданно открывшийся горизонт с мерцающим стальным озером и нежными рассветными лучами. Потом он вспомнил Коскэ и тогда понял, что он в госпитале, а навалившийся на него советский пограничник его ранил, или его ранил осколок снаряда, взорвавшегося совсем близко. Потом врачи сказали ему, что у него две раны, одна от осколка, а другая – от ножа. Значит, его ранили два раза, и снаряд и пограничник, а Коскэ убили.

Когда закончился курс лечения и он год отдыхал дома, в разведуправлении штаба Квантунской армии ему была назначена награда, повышение в чине и предложена работа в аналитическом отделе. Его ранения были настолько серьёзны, что врачи решили, что он может, если захочет, остаться в армии, но уже на нестроевой должности.

И никто из начальства русского отдела Разведывательного управления штаба Квантунской армии не сказал ему о цели его возвращения в Харбин.

На Больничной улице машина резко повернула влево и уперлась в ворота, водитель посигналил, и ворота открылись.

Кэндзи прошёл мимо дежурного, поднялся по лестнице, которая не изменилась, и его ладони вспомнили изумительную гладкость поручней; он поздоровался с мраморной Наядой, которая продолжала стоять в нише и разведёнными кистями рук приглашала следовать по одной из ведущих наверх лестниц. Дверь в кабинет Асакусы неожиданно оказалась приоткрытой, он коснулся её и увидел… нет, услышал, по-русски:

– С-с-суки!

Это было неожиданно. В дверную щель была видна фигура генерала, тот стоял левым боком и смотрел в пространство между книжными стеллажами туда, где всегда висела карта Маньчжурии.

– Прошу прощения? – по-русски сказал Кэндзи.

Асакуса резко повернулся со злым лицом, увидел его, выражение мгновенно изменилось, и он уже был готов улыбнуться – Кэндзи так показалось, – но сдержался, и лицо привычно окаменело.

– Прошу извинить, господин капитан, я думал, что это Зыков ещё не ушёл. Заходите!

За шесть лет, пока Кэндзи служил в Мукдене, Асакуса почти каждый год два-три раза приезжал в штаб Квантунской армии, но они виделись мельком. Когда он увидел Коити после его излечения и поздравил с возвращением в строй и новым назначением, тот стал ждать, что он пригласит его в харбинскую миссию…

– Извините ещё раз, присаживайтесь.

И вот пригласил!

– Как добрались, господин капитан?

– Спасибо, господин генерал, добрался хорошо.

– Мало времени, поэтому, если вы готовы, я уже вызвал машину.

Они ехали до Гиринской несколько минут. Асакуса молчал. В боковое окно Кэндзи увидел собор и заволновался. Последний раз он почти бегом пробежал мимо него в июле тридцать восьмого, но тогда он его даже не заметил.

В большой светлой, почти белой, как госпитальная операционная, гостиной, из которой как тень выскочил Зыков, за большим круглым обеденным столом сидел высокий худой человек, курил и чиркал ручкой по листу бумаги.

– Здравствуйте, Эдгар Семёнович! – остановившись в дверях, сказал Асакуса и крикнул в кухню: – Морсу или бузы, что там у вас есть?

Кэндзи был благодарен генералу за эту команду, было жарко, он оглянулся, увидел, как в проёме кухонной двери мелькнул зад в белых поварских штанах, присевший на корточках, и услышал, как заскрипел люк погреба.

– Да льду достаньте! – туда же крикнул Асакуса.

Сидевший за столом повернул голову и сквозь зубы, из которых торчала разжёванная дымившаяся папироса, процедил: