Освободительный поход - [42]

Это были три десятка хмурых людей, вооруженных короткими карабинами и одетых в странную, чуть мешковатую форму темно-зеленого цвета, без каких-либо признаков принадлежности к большевистской армии, зато с множеством карманов. В противоположность моему сну, они были гладко выбриты. И лишь один из них имел на лице аккуратные, он очень выразительные темные усики. Этот человек, невысокий офицер кавказско-азиатской наружности, как раз и возглавлял всю группу. Вежливо нас поприветствовав, он представился Мехмедом Османовым, майором государственной безопасности. Милейший с виду человек; но муж шепнул мне, что чувствует в нем настоящего абрека-головореза.

Этот майор Османов сообщил моему встревоженному семейству, что прибыл сюда по приказу советского правительства, дабы уберечь нас от ненужных эксцессов во время проводимой в данный момент Зеландской десантной операции. Замешана ли в этом деле политика? Разумеется, замешана; иначе бы по нашу душу не прислали этих головорезов, которые утащили моего непутевого двоюродного племянника Георга вместе с семьей прямо из-под носа прогерманских мятежников. Господин Сталин хочет наладить связь с кругами нашей эмиграции, которые майор Османов назвал вменяемыми. И для этого я с семейством нужны ему живые, здоровые и дружески настроенные к современным большевикам, которые нынче совсем не те, что были двадцать лет назад. А там, как говорится, возможны варианты. Самое главное, как сказал майор Османов, что господину Сталину очень нравится, что ни я, ни кто-либо из моих родных не пытался вскарабкаться на вымышленный российский трон, как это делали Кирилл Владимирович и Николай Николаевич, полностью дискредитировав своими сварами монархическую идею.

* * *

1 ноября 1942 года, Полдень. Дания. Западный пригород Копенгагена пос. Боллеруп.

Командир гвардейской, ордена Ленина, штурмовой бригады морской пехоты ОСНАЗ Гвардии полковник Василий Филиппович Маргелов.

Когда мы прибыли в этот самый Болеруп, где по плану мне предстояло развернуть штаб бригады, у майора Османова тут все уже было в порядке. Он пил чай в гостях у бывшей царевны, а его головорезы несли службу поблизости от ее дома. Местные полицейские им в этом не препятствовали. Немцев^[23] же поблизости не наблюдалось. Правда, в самом Копенгагене слышалась спорадическая перестрелка и редкие взрывы. Одна десантная бригада ОСНАЗ штурмовала датскую столицу в лоб, высаживаясь прямо в порту, а еще одна обходила город по южной окраине. Одним словом, дым стоял коромыслом, но по звукам боя не чувствовалось той напряженной схватки, когда штурмовые подразделения прогрызают себе дорогу огнем. Не было слышно артиллерии (ни штурмовой, ни гаубичной), а это значило, что самым тяжелым оружием, которое наши могли использовать в уличных боях, были ручные и станковые реактивные гранатометы.

Едва я появился в доме, как майор Османов представил меня хозяевам.

– Вот, – заявил он с усмешкой, – прошу любить и жаловать, полковник Василий Маргелов, настоящий герой, орденоносец и будущий маршал десантно-штурмовых войск.

Странный человек этот майор. С одной стороны, посмотришь на него – он наш, советский командир, орденоносец и герой. А с другой стороны, для этих осколков прошлого он каким-то образом тоже оказался вполне своим. Муж бывшей царевны, старый белогвардейский^[24] полковник, называет Османова господином майором, а оба их сына, оказавшиеся датскими офицерами, по-старорежимному щелкают перед ним каблуками, как перед старшим по званию.

Эта семейка оставила у меня какое-то двойственное ощущение. С одной стороны, как говорил майор Османов, до революции за любовь к народу эту женщину с простым русским лицом считали чуть не за большевичку, называли «красной» и, несмотря на ее родство с царем, всячески над ней надсмехались. С другой стороны, после революции она не осталась в СССР, чтобы строить новую жизнь (раз уж она была такой «красной»), а сбежала за границу, и ее сыновья стали не командирами РККА, а офицерами датской армии.^[25]

Оказывается, после того как Дания капитулировала перед Германией, сыновья бывшей царевны взяли на службу отпуск и теперь постоянно пребывали с семьей. Вот они-то и сказали мне, что датская армия воевать не будет ни за, ни против немцев. Те, кто хотел воевать за них, уже записались добровольцами в датский легион СС, отправились к нам на Восточный фронт, и погибли там почти все. А остальные делать этого не намерены. Да, они ходят на службу и отбывают на ней положенное время, но желания сражаться и погибать хоть за что-то или кого-то не испытывают и хотят, чтобы их оставили в покое.

Какая-то несерьезная была у них тут оккупация… Но теперь все поменялось. Мы научим этих датчан, как надо любить свою Родину. Повыловим всех – и тех, кто просто прислуживал немцам, и тех, кто воевал против Красной армии. Кстати, майор Османов рассказал, что к нему уже подходили «добрые самаритяне» из местных и указывали, в каких именно домах скрываются местные нацисты и их ближайшая родня. Такие уж тут нравы.

Разбитые и вытесненные из Копенгагена немецкие подразделения, мелкие группы и отдельные солдаты стали появляться в окрестностях Боллерупа уже после полудня. Но, большинство из них, поняв, что путь к отступлению отрезан, бросали оружие и поднимали руки. И лишь некоторые отчаянные пытались прорваться дальше на запад. Но это уже было бессмысленное сопротивление, которое пресекалось самыми жесткими мерами.