Освободители - [19]

Вскоре стало известно, что Дюмурье был прекрасно осведомлен о расстановке сил противника. Он знал, что правый фланг австрийцев хорошо укреплен, а левый — довольно слабый. И намеренно повел свои численно превосходившие противника войска на левый фланг австрийцев. Миранду же, командовавшего слабым звеном французской армии, Дюмурье послал именно на правый фланг австрийцев.

С самого начала Миранде не нравился план Дюмурье, позднее он даже назовет его авантюрным, «противоречащим всем правилам военного искусства». «Я не мог предположить, что Дюмурье способен на подобную ошибку», — говорил Миранда впоследствии. Возможно, Дюмурье просто хотел подставить Миранду, дискредитировать его как командира. Но просчитался…

21 марта австрийцы атаковали Паллемберг. Миранда удерживал позиции в течение всего дня, хотя потери в его войсках были значительными. Ночью он организовал грамотное отступление своих солдат. Через четыре дня Миранда и Дюмурье встретились. Между ними произошел довольно напряженный разговор: Дюмурье во всем обвинял якобинцев, а Миранда резко критиковал военное командование за нерасторопность.

Когда якобинцам стало известно о заговоре Дюмурье и его неприязненном отношении к своему заместителю, Дюмурье арестовали. Миранде было приказано прибыть в Париж. Он появился там в конце марта и был немедленно допрошен сторонником жирондистов гражданином Пети. Затем Миранда предстал перед комиссией Комитета войны и безопасности. На слушании его дела, которое состоялось 8 апреля, Миранде было задано семьдесят три вопроса, касающихся различных ситуаций на войне. Это была далеко не светская беседа — скорее, нелицеприятное выяснение отношений. Миранда яростно боролся не только за свою честь, но и жизнь. Члены комиссии были поражены его выдержкой и красноречием. К удивлению многих, он был оправдан.

Однако террор набирал силу. Радикалы утверждали, что выдающийся лидер революционного движения Дантон потворствовал Дюмурье. В этом обвинении была доля истины. Радикалы требовали, чтобы солдаты давали показания против своих командиров. Ультрарадикальные монтаньяры во главе с их новым лидером Робеспьером попытались обвинить Дантона и его последователей-жирондистов в том же, в чем и Миранду. Однако Дантон сумел отразить эти обвинения. Он принял сторону монтаньяров и напал на своих бывших сторонников-жирондистов, среди которых был и Миранда. На стороне Миранды оказались Бриссо и Петио, защищавшие его от Дантона и Робеспьера.

19 апреля 1793 года главный прокурор Французской революции Фукье-Тенвиль приказал арестовать Миранду, выдвинув обвинение в заговоре с Питтом и британским правительством. Заодно ему инкриминировали сговор с русским и американским правительствами. Миранду обвиняли также в том, что он помогал Дюмурье в его контрреволюционной деятельности по восстановлению монархии во Франции.

Все это выглядело весьма правдоподобно. Ведь Миранда был принят почти во всех монарших дворах Европы. Умело действовал на поле боя, заслужив своим мужеством уважение подчиненных. А как достойно отразил он нападки Дюмурье!

Неужели теперь ему, одержавшему столько побед и прошедшему через множество испытаний, суждено погибнуть вдали от любимой Венесуэлы, будучи ложно обвиненным?!

20 апреля Миранда предстал перед революционным трибуналом. В качестве обвинителя выступал сам главный прокурор Фукье-Тенвиль. Миранда держался со свойственным ему спокойствием, будучи уверен в своей правоте. Защитником Миранды на этом процессе был энергичный Шаво-Лагард. Позднее этот адвокат пытался спасти жизнь королеве Марии Антуанетте, но безуспешно. В защиту Миранды Шаво-Лагард сказал: «Этот безупречный республиканец, никогда не отступавший перед смертью, не в силах выносить подозрений в преступлениях, которых он не совершал, но вот уже целый месяц его подвергают этим подозрениям».

Затем поднялся Фукье-Тенвиль и гнусавым голосом, как произносил смертные приговоры множеству людей, обвинил Миранду в преступной халатности на войне и в сговоре со своим командующим Дюмурье. Мало того — газета Марата «Друг народа» напечатала статью против Миранды, ставя ему в вину мародерство солдат в захваченном Амбере. Свидетельские показания против Миранды давали генералы Ла Хов и Эсташ. Они утверждали, что в Маастрихте жили брат и шурин Миранды, потому, дескать, и была снята осада с этого города. Какой-то сержант, выступая на стороне обвинения, сообщил, что «голландцы принимали его как своего гостя». Национальная жандармерия, чьи бесчинства в Антверпене Миранда пытался сдерживать, также обвинила его в ряде преступлений.

Когда Миранде предоставили слово, он заявил, что никогда не был сообщником генерала Дюмурье. Напротив, считает его повинным во многих поражениях французской армии. Миранда объяснил отступление под Маастрихтом малочисленностью своего войска и отсутствием выбора. «Невозможно победить, не имея хорошей позиции», — сказал Миранда в свою защиту. Его слова взбесили генерала Эсташа, и он вновь потребовал предоставить ему слово, публично объявив, что ненавидит Миранду.

Однако резкий в выражениях Фукье-Тенвиль прервал Эсташа, заметив, что суд не нуждается в показаниях явно предубежденного человека. Были вызваны свидетели и со стороны защиты. Один из них рассказал, как, узнав о казни короля французскими революционерами, Миранда сказал своим солдатам, что это событие — «серьезный прорыв в политике Франции».