Освещенные аквариумы - [26]

— Это правда, я человек привычки. Мне нравится каждый день делать одно и то же, испытывать одни и те же впечатления, повторять одни и те же жесты. Мне нравится неподвижность предметов и их покой. Их верность наполняет меня огромной радостью. Я много времени провожу, наблюдая мир. Сажусь вот здесь, где сейчас сидите вы, смотрю на деревянный шар на камине и не шевелюсь. Я каждый день вижу одни и те же вещи, смотрю в одно и то же окно, хожу по одним и тем же улицам в один и тот же час. И не чувствую за собой никакой вины.

Она говорила быстро, с вызывающей самоуверенностью. Она не упомянула о скуке, составлявшей теневую сторону подобного образа жизни и отягощавшей ее вроде налога. Выговорившись, она вернулась к игре.

— Я беру у вас слона! — заявила она.

Росетти покорно отдал ей свою любимую фигуру — так, играя с ребенком, нарочно делают ошибки, лишь бы удержать его на месте.

— Вот видите, — добавил он, — вы быстро учитесь!

Клер действительно почувствовала некоторый интерес к партии. Попутно она ела шоколад, принесенный соседом. Теперь она подолгу размышляла, прежде чем передвинуть фигуру. Никакого плана у нее не было, она лишь пыталась приложить максимум усилий для сохранения жалких остатков своей армии.

— У вашего соседа японца окна не горят, — сказал Поль. Клер показалось, что ей в шею дохнуло холодом. — Он что, в отпуск уехал?

Она уставилась на доску, пряча свой испуг:

— Понятия не имею. Он мне оставил записку. Говорит, уезжает на несколько дней. Больше я ничего не знаю.

— Как вы с ним познакомились?

Допрос возобновился с того места, на котором прервался. Властный тон Росетти выводил ее из себя. У Клер было впечатление, что он держит ее на весу над пропастью и в его власти поступить с ней как ему будет угодно.

— Очень просто. Возле почтовых ящиков. Как с вами.

— Что вы в нем нашли?

От изумления Клер чуть рот не разинула:

— Что значит — что я в нем нашла? С какой стати вам это знать? Почему вы им интересуетесь?

— Я интересуюсь не им, а вами.

— Мной?!

Он как-то незаметно приблизился к самому ее лицу. Совершенно подавленная, Клер поняла, что отдала себя во власть какому-то проходимцу.

— Да, вами. Вы — уникум.

Он обежал взглядом комнату, останавливаясь на безделушках и картинных рамках. На губах его играла странная улыбка.

Затем Росетти провел руками по лицу, словно разглаживая смятый лист бумаги.

— Между мной и Ишидой, — заговорила Клер, — ничего нет. Мы просто друзья, вот и все. Он образованный человек, а мне нравятся умные люди. А вот вам лучше бы быть повнимательнее.

Он запоздало вернулся к игре:

— Поздно! Я ее беру!

Она добавила взятую фигуру к трем-четырем, побитым раньше. Ее уже мутило от этой шахматной партии, от этого сидящего напротив нее чужого человека — если бы можно было дунуть, чтобы он испарился, она охотно это сделала бы! Ее ждала работа, ее ждала ее скука, которую надо осторожно гладить по шерстке, недочитанная книга — восхитительная книга о тени в Стране восходящего солнца. Выпитый кофе камнем оседал в желудке, в виске забилась подступающая мигрень. «Пшел вон!» — пробормотала она мысленно, а вслух резко сказала:

— У вас завтра есть занятия?

— Нет. Принимаю экзамены в Париже.

— Ну и как ученики, все так же жульничают? Пишут шпаргалки — весь учебник на клочке бумажки? Рисуют татуировки из формул на руках? Прячут словари в туалете?

— Только не со мной.

Она встала и приоткрыла окно. Во дворе царила восхитительная тишина.

— Что-то жарко стало. И играть мне надоело. Я и не умею, и мы не играем, а разговариваем.

— Вот и хорошо. — Росетти собрал фигуры и слишком резко захлопнул коробку.

— Вы женаты? — Клер задала этот вопрос, не дав себе времени подумать.

— Я в разводе.

— А дети есть?

— Один. Жена живет в провинции. Мы редко видимся.

— У учителей длинный отпуск. — Прислонившись к окну, Клер спиной чувствовала задувающий с улицы мягкий вечерний ветерок.

— Дело не в отпуске. У моей жены кто-то есть. Это все довольно сложно.

Теперь инициативу допроса перехватила Клер. Она собиралась хорошенько выпотрошить его, пока он не убрался восвояси. Но он уже поднимался.

— Кто из вас кого бросил? Вы ее или она вас?

— Оба, — ответил он.

Он стоял посреди гостиной, которая от его присутствия сразу скукожилась, и в упор смотрел на Клер, тоже почувствовавшую себя маленькой.

— А вы?

Этот взгляд. Клер он нравился. Она даже подумала, что в этом мужчине есть отдельные привлекательные фрагменты: руки, голос, безнадежность, время от времени вырывавшаяся на поверхность и застилавшая его глаза бледной пеленой. Еще она подумала, что он вполне мог бы коснуться ее, потому что эти вещи всегда именно так и происходят, ни с того ни с сего, в смысле — между мужчиной и женщиной. Остатки животного начала. Но он не шелохнулся. Просто стоял и смотрел на нее.

— О, я! У меня тоже кто-то был. Несколько лет. — Она внимательно изучала жирные листы домашнего растения, чудом не загнувшегося у нее в квартире. — Аристократ. Да, именно так — лучше не скажешь. Человек, который одновременно и хотел и не хотел.

Она никогда никому не рассказывала о нем. Даже Ишиде. Даже Луизе, которая видела его несколько раз. Почему она заговорила о нем с Росетти? Наверное, и ее, как и месье Лебовица, посетило то же предчувствие, то же смутное впечатление, что этому типу суждено сыграть в ее жизни только случайную роль. История с человеком, которого она сравнивала с ангелом, давно превратилась в воспаленную болезненную рану, не поддающуюся лечению. Но это было все, что у нее от него осталось, если не считать двух-трех писем, даже не подписанных.