Освенцим - [17]

Роман Трояновский попал под команду одного из самых жестоких капо: за мелкий проступок тот однажды ударил его по лицу, а затем заставил два часа сидеть на корточках, держа в руках перед собой стул. Он чувствовал, что каторжная жизнь в этой рабочей команде его доконает. «У меня больше не было сил бегать целый день с тачкой, – говорил он. – После часа такой работы тачка просто падает из рук. Ты уже валишься на нее и калечишь себе ноги. Надо было спасать свою шкуру». Как и многие другие заключенные Освенцима до и после него, Роман Трояновский знал, что если он не найдет способа выбраться из своей команды, он погибнет.

Однажды утром во время переклички было объявлено о том, что нужны опытные плотники. Трояновский тут же сделал шаг вперед и, хотя никогда в жизни не держал в руках рубанка, заявил, что «у него семь лет опыта работы плотником». Но его план обернулся против него самого: как только он начал работать в мастерской, стало очевидно, что он не годится для этой работы. «Капо вызвал меня и отвел в свою комнату, где взял огромную палку. Когда я увидел эту палку, мне стало дурно. Он сказал, что за то, что я испортил материал, я получу двадцать пять ударов. Приказал наклониться и начал меня бить. Он делал это очень медленно, так чтобы я мог прочувствовать каждый удар. Он был здоровым парнем. У него была тяжелая рука, да и палка была тяжеленной. Мне хотелось орать, но я закусил губу и не издал ни единого звука. Это меня и спасло, так как на пятнадцатом ударе он остановился. «Ты хорошо держишься, – сказал он, – поэтому я прощу тебе последние десять ударов». Из двадцати пяти ударов я получил только пятнадцать, но этих пятнадцати мне вполне хватило. Мой зад целых две недели был всех цветов радуги, от черного до желто-фиолетового, и я еще долго не мог присесть», – рассказывает он.

Вышвырнутый из столярной мастерской, Трояновский все равно старался попасть на работу в помещении. «Это имело решающее значение, – говорит он. – Чтобы выжить, надо было иметь крышу над головой». Он поговорил с другом, который знал одного относительно мягкого капо по имени Отто Кюссель. Вместе они подошли к Кюсселю, Трояновский слегка преувеличил свое знание немецкого языка – это дало ему возможность получить работу на кухне, где готовили еду для немцев. «Вот так я спас свою жизнь», – подытожил он.

В этой борьбе за выживание в лагере с самого первого момента прибытия в Освенцим сразу выделяли две группы людей, которых ожидало особенно садистское обращение. Речь идет о священниках и евреях. Хотя на том этапе существования лагеря в Освенцим посылали еще не так много евреев, поскольку политика создания гетто по всей стране была еще в полном разгаре, все же некоторые участники сопротивления, представители интеллигенции и политические заключенные, попадавшие сюда, были еврейского происхождения. Они и польские католические священники имели гораздо больше шансов, нежели другие заключенные, попасть в штрафную команду, которую возглавлял один из самых одиозных капо лагеря, Эрнст Кранкеман.

Кранкеман прибыл в Освенцим во второй партии немецких уголовников, переведенных из Заксенхаузена 29 августа 1940 года. Многие эсэсовцы его недолюбливали, но у него в СС было два могущественных покровителя: лагерфюрер Карл Фрич (первый заместитель коменданта лагеря, т. е. Хесса) и рапортфюрер Герхард Палич (заместитель коменданта лагеря). Кранкеман, невероятно толстый мужчина, имел привычку сидеть на огромном катке, который использовали для того, чтобы выравнивать плац для перекличек в центре лагеря. «Когда я первый раз увидел Кранкемана, – рассказывает Ежи Белецкий³⁴, один из первых заключенных, прибывших в Освенцим, – заключенные выравнивали площадку между двумя блоками. Этот каток был невероятно тяжелым: двадцать или двадцать пять человек тянули его с огромным трудом. Кранкеман жестоко избивал их плетью, выкрикивая: “Эй вы, собаки, а ну живее!”»

Белецкий видел, как этих заключенных заставили работать, выравнивая плац, без перерыва целый день. Когда наступил вечер, один из них не выдержал и рухнул на колени, не в силах подняться. Тогда Кранкеман приказал остальным заключенным штрафной команды направить гигантский каток на выбившегося из сил товарища. «К тому времени я уже привык видеть смерть и избиения, – рассказывает Белецкий, – но то, что я увидел тогда, заставило меня похолодеть. Я просто застыл от ужаса».

Эсэсовцы были далеко не безразличными зрителями такой жестокости – наоборот, они активно ее поощряли. Как свидетельствует Вильгельм Брассе, а также все остальные выжившие в Освенциме заключенные, именно эсэсовцы культивировали в лагере жестокость (часто они сами совершали убийства). «Те капо, которые отличались особой жестокостью, – рассказывает Брассе, – получали от СС всяческие поощрения: дополнительную порцию супа, хлеба или сигарет. Я видел это своими глазами. Эсэсовцы подстегивали их, натравливая на заключенных. Я часто слышал, как кто-нибудь из эсэсовцев говорил: “Всыпь ему хорошенько”».

Несмотря на царившую в лагере кошмарную жестокость, Освенцим, с точки зрения нацистов, все еще был тихой заводью в водовороте бесчеловечной реорганизации Польши. Первый признак того, что вскоре все изменится, появился осенью 1940 года. В сентябре начальник Главного административно-хозяйственного управления СС, Освальд Поль проинспектировал лагерь и приказал Хессу увеличить его вместимость. Поль полагал, что расположенные неподалеку карьеры песка и гравия означают, что лагерь можно интегрировать в принадлежавшую СС компанию под названием «Немецкие песчаные карьеры и каменоломни» (DESt). Экономический фактор стал очень важным для Гиммлера и СС еще в начале 1937 года, когда количество заключенных в немецких концлагерях уменьшилось до 10 000 с более чем 20 000 в 1933 году. Тогда Гиммлеру пришло в голову «гениальное» решение, как обеспечить будущее концлагерей – СС начнет заниматься предпринимательской деятельностью.