Осужден пожизненно - [146]

– Вы сломаете стол, сэр, – сказал слуга.

– И черт с ним! – рявкнул Рекс. – К-куплю другой. К-какое тебе дело до стола?

– О, разумеется, сэр! – ответил слуга.

– О, разумеется! П-почему разумеется? Что ты под этим разумеешь?

– Ничего, сэр, – ответил слуга.

– Если бы у меня был кнут, я б-бы тебя… ик… ик… Где бренди?

– Здесь, мистер Ричард.

– На-ка, выпей! Отличный бренди! Приведи слуг, и мы устроим танцы. Ты умеешь танцевать, Томкинс?

– Что вы, мистер Ричард.

– Вот тогда ты сейчас у меня попляшешь, Томкинс. Когда-нибудь ты у меня ох как попляшешь! Эй, сюда! Живо! Мэри! Сюзанна! Жанет! Уильям! Гей! Живо!

И он принялся вопить и сквернословить.

– Не пора ли вам в постель, мистер Ричард? – осмелился спросить кто-то из слуг.

– Н-нет! – яростно взревел бывший каторжник. – Не пойду! Я слишком долго ложился спать засветло! Мы сделаем ллюминацию! Я здесь хозяин. Все это мое. Я – Ричард Дивайн. Правильно говорю, Томкинс, подлюга?

– О-о! Да-да, мистер Ричард.

– Вер-р-но, и запомни ты это! Я тебе не картина, чтобы глазеть на меня, глиняная ты башка! Я джентльмен! Джентльмен, который видел мир и знает всему цену. Я еще на многое способен. Вот погоди, Томкинс, как помрет старушенция, тогда ты узнаешь меня!

Снова ругань и грозные пьяные посулы о том, что он еще натворит, когда получит наследство.

– Гони бренди! – Бац! Бутылка с грохотом летит в камин. – Зажги свет в гостиных! Мы будем танцевать! Я пьян! Ну и что? Если бы ты повидал то же, что и я, и ты был бы рад надрызгаться!

И, обращаясь к своему отражению в зеркале:

– Я кажусь дураком? Не такой уж я дурак, раз я здесь. А, ты еще смеешься, мерзавец? – Кулак с силой бьет по зеркалу. – Я тебе посмеюсь! Давайте музыку! А где старая леди? Тащите ее сюда, мы потанцуем.

– Леди Дивайн почивает, мистер Ричард! – в ужасе воскликнул Томкинс, загораживая вход на верхний этаж.

– Ну так мы вытащим ее из кровати! – проревел Рекс, кидаясь к двери.

Томкинс попытался удержать его, но он был мгновенно отброшен в шкафчик с редким фарфором, и пьяный дебошир устремился к лестнице. Слуги схватили его. Он бранился, отбивался, словно в него вселился демон. Хлопают двери, зажигают свечи, прибегают испуганные служанки с криками: «Уж не пожар ли? Где, что гасить?» Весь дом в суматохе. Возникшая среди этого хаоса леди Дивайн становится свидетельницей всей сцены. Увидев ее, Рекс разразился потоком непристойностей. В смятении и страхе она удаляется, а буйный, озверевший, растерзанный и окровавленный Рекс, изрыгающий проклятия, водворен наконец в собственные апартаменты. Грум, чье лицо сильно пострадало от кулаков Рекса, дал на прощание чувствительный пинок своему распростертому на полу господину.

На другой день леди Дивайн отказалась принять сына, хотя он послал к ней со слугой извинения.

– Боюсь, я немного перебрал вчера, – пожаловался он Томкинсу.

– Это верно, сэр.

– Мне становится плохо даже от капли вина, Томкинс. Неужели я вел себя непристойно?

– Вы немного буйствовали, сэр.

– Возьми соверен, Томкинс. Я чего-нибудь наболтал?

– Вы очень бранились; мистер Ричард. Джентльмены так выражаются только в… трактирах.

«Ну и болван же я! – подумал Рекс, одеваясь. – Так можно все погубить, если не быть осмотрительней». И он был прав. Он действительно вел себя так, чтобы все погубить. Однако ему удалось загладить неприятное впечатление, деньги заставили слугу замолчать, а принесенные извинения успокоили леди Дивайн, и по прошествии некоторого времени она его простила.

– Дорогая матушка, я все никак не могу свыкнуться с английскими обычаями, – сказал Рекс. – Иногда я чувствую себя не в своей тарелке в вашем тихом доме. Я хотел бы попутешествовать, если вы соблаговолите дать мне немного денег.

Леди Дивайн согласилась с чувством облегчения, за которое внутренне себя упрекала, и Джон Рекс отправился в Париж, снабженный деньгами и рекомендательными письмами.

Окунувшись в мир излишеств и разгула, Ричард уже не мог остановиться. В юности он не страдал пороком пьянства, и, будучи трезвенником, он эту свою добродетель, как, впрочем, и другие, использовал для преступных целей. Одинокая жизнь в австралийском буше пристрастила его к спиртному. И теперь, располагая крупными деньгами, он намеревался спустить их, как привык делать это в дни юности. Он забыл, что со времени его смерти и похорон мир отнюдь не изменился. Бывший Лайонел Крофтон мог встретить кого-то из своих прежних дружков, с которыми водил когда-то дружбу. Многие из них были живы-здоровы и процветали.

Так, например, мистер Лемуан женился на достойной женщине, уроженке его родного острова Джерси, и давно грозился Лишить наследства склонного к беспутству племянника.

Но мистер Лемуан не стал бы признавать Лайонела Крофтона, игрока и шулера, ни под его настоящим именем, ни под именем Ричарда Дивайна и разве что в силу несчастной случайности обнаружил бы обман.

Посему бедный Лайонел Крофтон тихо покоится в могиле, а новоявленный Ричард Дивайн, вверив тайну своей раздобревшей фигуре и густой бороде, мог успешно заводить знакомства с бывшими друзьями Лайонела крофтона. В Париже и Лондоне было много людей готовых свести хотя бы шапочное знакомство с джентльменом, у которого водятся денежки. О приключениях Ричарда перешептывались в будуарах и клубах И его история передавалась по-разному. Все знали, что у леди Дивайн был сын, которого считали умершим и который внезапно вернулся, немало поразив тем семью Об истории его возвращения ходили самые различные толки.