Острова в океане - [103]

– Не всегда.

– Да, пожалуй, – сказала она. – Не всегда.

Они смотрели на все грязное и неприглядное кругом, и ее зоркий взгляд и грациозный ум мгновенно отмечали то, что он сумел разглядеть лишь за долгие годы.

– Вот теперь уже лучше, – сказала она. За всю жизнь она ни разу не солгала ему, и он тоже старался ей не лгать, но это очень плохо удавалось.

– Ты все еще меня любишь? – спросила она. – Говори как есть, не приукрашивай.

– Да. Ты сама должна знать.

– Я знаю, – сказала она и в доказательство обняла его, если это могло служить доказательством.

– Кто он, твой теперешний?

– Не будем о нем говорить. Тебе бы он не понравился.

– Скорей всего, – сказал он и так крепко прижал ее к себе, что, казалось, еще немного – и что-нибудь будет сломано, если один из них не высвободится. Это была старая их игра, и в конце концов высвободилась она и ничего не сломалось.

– Ты всегда выигрываешь, – сказала она. – Тебе хорошо, у тебя грудей нет.

– У меня многого нет, что есть у тебя. Ни таких длинных ног, ни лица, на которое взглянешь – и защемит сердце.

– Зато у тебя есть многое другое.

– Ну как же, – сказал он. – Например, по ночам – общество кота и подушки.

– Сегодня я заменю тебе это общество. Долго еще нам ехать?

– Одиннадцать минут.

– Слишком долго при данных обстоятельствах.

– Хочешь, я возьму руль и доеду за восемь?

– Нет, не надо. Лучше вспомни, как я учила тебя быть терпеливым.

– Это было самое разумное и нелепое, чему меня в жизни учили. Давай вкратце повторим урок.

– А нужно?

– Нет. Все равно уже только восемь минут осталось.

– У тебя дома уютно? Постель широкая?

– Увидишь, – сказал Томас Хадсон. – Что, уже начались обычные сомнения?

– Нет, – сказала она. – Но я хочу широкую-широкую постель. Чтобы можно было совсем забыть про армию.

– Есть широкая постель, – сказал он. – Настолько, что и для армии места хватит.

– Не хами, – сказала она. – Знал бы ты этих Сынов воздуха. Даже самые лучшие под конец демонстрируют фотографии своих жен.

– Слава богу, что я их не знаю. Мы хоть, может, и задубели от морской воды, но по крайней мере не именуем себя Сынами моря.

– Расскажи мне про это, – попросила она, угнездив руку у него в кармане.

– Нет.

– Я так и знала, и я потому тебя и люблю. Но мне любопытно, и люди расспрашивают меня, и я тревожусь.

– Любопытно – это куда ни шло, – сказал он. – А тревожиться незачем. Хотя, по пословице, любопытство кошку сгубило. У меня есть кошка, и она очень любопытна. – Он вспомнил Бойза и продолжал: – А тревоги губят дельцов, даже в полном расцвете сил. Мне за тебя не нужно тревожиться?

– Только как за актрису. И то не очень. Еще всего две минуты. Здесь красиво, мне нравится. А можно, мы позавтракаем в постели?

– А вдруг потом нас сморит сон?

– Ну и пусть, это не страшно. Лишь бы только я не упустила самолет.

Машина теперь круто взбиралась вверх по старой булыжной дороге, обсаженной большими деревьями.

– А ты ничего не боишься упустить?

– Только тебя, – сказал он.

– Нет, а в смысле обязанностей.

– Разве я похож на человека, у которого есть обязанности?

– Кто тебя знает. Ты превосходный актер. Хуже никогда не видала. Милый ты мой, сумасшедший, я тебя так люблю, – сказала она. – Я пересмотрела тебя во всех твоих главных ролях. Больше всего ты мне нравился в роли Верного Мужа, она у тебя очень искренне получалась. Помнишь, например, у «Рица» в Париже?

– Да, там роль Верного Мужа особенно удавалась мне, – сказал он. – Как Гаррику в Олд-Бейли.

– Ты что-то путаешь, – сказала она. – По-моему, лучше всего ты играл эту роль на «Нормандии».

– Когда ее сожгли, я неделю ни о чем думать не мог.

– Тебе случалось и побивать этот рекорд.

– Да, – сказал он.

Машина остановилась, и шофер вышел отпереть ворота.

– Так вот где мы живем.

– Да. На самом верху. Извини, дорога в ужасном состоянии.

Машина еще немного поднялась в гору, поросшую деревьями манго и отцветающими уже фламбоянами, обогнула загон для скота и выехала на круглую подъездную аллею. Он отворил дверцу, и она ступила на землю, будто великодушно и щедро одаривая ее своим прикосновением.

Она взглянула на дом, увидела раскрытые окна спальни. Окна были большие и почему-то напомнили ей «Нормандию».

– Пропущу самолет, – сказала она. – Могу я заболеть в конце концов? Болеют же другие женщины.

– У меня есть два знакомых врача, которые под присягой подтвердят, что ты больна.

– Чудесно, – сказала она, уже поднимаясь по лестнице. – Но нам не придется для этого приглашать их к обеду?

– Нет, – сказал он и распахнул перед ней двери. – Я с ними сговорюсь по телефону и пошлю шофера за свидетельством.

– Решено, – сказала она. – Я больна. И пусть на этот раз войска развлекаются сами.

– Ты все равно улетишь.

– Нет. Я буду развлекать тебя. Наверно, тебя давно уже никто как следует не развлекал.

– Да.

– И меня – да. Как правильно в этом случае – «да» или «нет»?

– Не знаю. – Он крепко сжал ее и заглянул ей в глаза, потом отвел взгляд в сторону. Они стояли у входа в большую спальню, и он толчком отворил дверь. – Пожалуй, «нет», – сказала он задумчиво.

Окна были распахнуты настежь, по комнате гулял ветер, но сейчас, при солнце, это даже было приятно.