Остров великанов - [32]

— Не кривись, Максим, — хвастливо разглагольствовал он, — ты беседуешь с будущим министром России. Дело, начатое в девятнадцатом году с Юденичем, мы закончим в сорок первом с Гитлером.

Из клуба «министра» вынесли с проломленным черепом. Филимов был приговорен к расстрелу.

Однако немцы почему-то не торопились привести приговор в исполнение. Почти три года просидел он в тюрьмах.

А затем случилось совсем непонятное.

Под усиленным конвоем его доставили в мустамяэскую резиденцию немецкого генерала, где старый моряк удостоился чести беседовать с самим Отто фон Лорингером. К великому удивлению Филимова, генерал прекрасно знал, как он выразился, его героическое прошлое, позорное настоящее и даже предсказал моряку бесславное будущее, если он откажется от предложения германской разведки. Тогда-то и появилась на столе генерала Лорингера замшевая папка с черной свастикой.

— Нам нужно оставить на острове своих людей. Ваша кандидатура меня устраивает, — сухо сказал ему генерал. — В этой папке находятся подлинники документов из «Союза освобождения» о вашей деятельности против Советской России с февраля девятнадцатого по февраль двадцатого года. Памятуя ваше доблестное прошлое, мы решили сохранить вам жизнь. Постарайтесь завоевать доверие русских властей. Сделать это вам будет нетрудно. Три года тюрьмы, надеюсь, в будущем вам зачтутся. В чем будут заключаться ваши обязанности, вы узнаете позднее. Помните: за каждым вашим шагом будут следить наши агенты.

Генерал с подчеркнутой деловитостью показал Филимову именно те документы, о которых говорил, и дал понять, что в случае измены бумаги будут переданы в советские органы госбезопасности.

Шло время. Филимов старался не вспоминать о встрече с генералом Лорингером. Он надеялся, что бежавший с острова генерал убит, а секретный архив его — уничтожен.

О прошлом Филимову напоминал лишь Альберт Ребане. Об истинном лице Альберта он мог только догадываться. Филимов чувствовал, что ночью замок живет иной, незримой, непонятной жизнью. Мрачные подземные коридоры, бесчисленные ходы и застенки хранили какую-то тайну. Встреча с Альбертом в приемной генерала, слова Лорингера об агентах, подозрительное заключение Альберта в концлагерь и, наконец, 4 ноября 1944 года, когда заключенных пригнали в Тормикюла для погрузки на немецкий корабль какого-то ценного груза, который из-за взрыва немцы не смогли вывезти с острова, — все эти случайно узнанные факты наводили Филимова на тяжелые размышления. Он знал, что Альберт с кем-то встречается по ночам. Филимов дважды видел ночью в мустамяэском парке неизвестного в военной форме и оба раза — у стен замка, где находилась, как думал моряк, потайная дверь на лестницу, по которой можно было проникнуть в кабинет Альберта.

Филимов решил наблюдать за паралитиком.

Но случилось неожиданное.

Пригласив во время юбилейного вечера Филимова в свой кабинет, Альберт Ребане сам назвал имя генерала Лорингера.

— Слушайте, Филимов… — он закашлялся, отхлебывая из своего бокала крепчайший коктейль, — вы не находите, что мы крепко связаны с вами одной веревочкой?

— Связаны, — усмехнулся моряк, — как два мешка с балластом, которые давно пора за борт.

— Э-э, нет, милейший капитан, не так-то скоро! Мы еще тряхнем стариной. Благословенные времена Пятса и Лайдонера еще вернутся.

Филимов насторожился. Паралитик внимательно посмотрел на него и вкрадчиво продолжал:

— Видите ли, я говорю с вами откровенно, поскольку вы человек из нашего лагеря. Да-да, вы целиком наш. Об этом красноречиво свидетельствует ваша встреча с генералом Лорингером. Оставьте бредни о России. Здесь вы нужнее. Эстония оценит ваши заслуги, дорогой Макс!

Брезгливым жестом Филимов остановил паралитика. Думая о своем, он, не поднимая головы, медленно заговорил:

— Я знаю моря, как морщины своей ладони, я тонул столько раз, сколько трещин на этом старом столе, но умереть я хочу только в России… Свою вину я искупил страданиями. Я перенес неслыханные муки, сидел в тюрьмах, гестапо собирались меня расстрелять, но я остался жить… жить только для того, чтобы последний раз взглянуть на те места, где родился и начинал жизнь честным человеком. — Залпом осушив бокал, Филимов устало прикрыл глаза.

— Хе-хе, старина, такие вещи не прощаются, — зло усмехнулся Альберт. — Я еще не знаю, чем кончится для вас история с найденными бумагами генерала Лорингера. Хочу предупредить вас об одной вещи, строго добавил Ребане: — эти бумаги могут принести вам серьезные неприятности. Дело в том, что о них уже известно пограничникам. Не далее как завтра за ними явятся, и я не знаю, что вы будете отвечать, если вдруг папка окажется пустой или, предположим, там будет недоставать некоторых документов, о которых, будьте спокойны, им станет известно… Но я могу помочь. — Взглянув на дремлющего Филимова, Ребане осекся… — Что с вами? Вы, кажется, совершенно раскисли. Прекратите пить, черт вас побери!

— Я слушаю, — не открывая глаз, произнес Филимов. — Говорите прямо, чего вы от меня хотите.

— Хорошо, скажу, — подумав, согласился Альберт. — Меня не интересуют бумаги Лорингера. Бог с ними. Дайте мне рапорт этого… Вальтера, а за остальное не беспокойтесь.