Остров традиции - [119]

Шрифт
Интервал


Анна перед сном тоже бродила по саду, вопреки грохоту соседских динамиков, в шали поверх шубы, и терпеливо ждала, когда соседи улягутся, и можно будет взять в руки виолу. Ночи были звёздные, и Анна, противница коровьего молока, насыщалась молоком Большой Медведицы и сверяла свой курс с Полярной Звездой. Она, как обычно, всем своим видом показывала, что у её божества каждый божий день рождество, и она всецело готова служить ему и славить его. Конраду было интересно, чьей именно жрицей числит себя Анна, и однажды он даже прямо спросил её, кому она поклоняется. Анна посмотрела на спросившего с такой космической надменностью, что сразу стало ясно, сколь некорректным она полагает подобный вопрос.

– Есть безмерное… – начала она и тут же закончила: - Есть нечто.


«Чем наполнена безмерность? – уже молча вопрошал Конрад, глядя ей вслед. – Что есть нечто? Сосуд, полный неопределённых местоимений: нечто, что-то, какое-то… офигительно большое, охренительно светлое, беспредельно возвышенное… Нечто – оно никакущее. А есть деревянное, есть одеревенелое, есть стеклянное, есть остекленелое, есть каменное, есть окаменевшее… А сверх того ничто, что-то бесплотное, бестелесное… безучастное ли?..

Не говорите этого. Скажите «корабль», скажите «дом», скажите «сад». И если корабль, то где у него брамсель, где стаксель. А если это дом, сколько в нём этажей, есть ли водопровод. А если сад, то кто садовник и чем он удобряет почву…»


И когда заявлялся в гости Поручик, Конрад в бинокль наблюдал за Анной и не вслух приговаривал: «Гармонией обласканная, крылоногая, мудрогрудая… как ты чувствуешь себя под мусорными грудами отрядов рукокрылых, тупорылых, слеподырых?

Анна, не пускай этого сюда, нет, он ворог, он мусора ворох, он как подмоченный порох. Ты умеешь быть больше, сейчас надо быть больше, надо быть гольше – долой купальник, ложный моральник, облапил тебя охальник. Твоя радость: твоя лепость, твоя крепость – твоя ладность, твоя складность, твоя гордость, твоя хрупкость – отнюдь не глупость, а целокупность… ты, ты… Think of me[11]. Хоть немножечко…».


День отгорал. Закат был пурпурен и багрянист, а на небосводе уже зажглось заполошное полнощное светило. Менструации луны, месячные месяца. Показывал свой кроваво-красный язык Абсолют.


А потом окончательно темнело, высыпали светила поменьше. На кухне ходики мерно отсчитывали бег Хроноса, Конрад вкушал похлёбку, Анна же нечто вязала – не то шапку-балаклаву, не то чулок. Украдкой поглядывал на неё Конрад и переполнялся хамскими мыслями: кто ты, фемина нездешняя, недотрога неприкосновенная, сосуд скверны, со всех сторон запаянный? Верная дщерь Корделия, короля Лира потерявшая; девица Снегурочка, чужачка в царстве берендеевом; эллинская нимфа чернокудрая – есть ли у тебя суженый, творил ли кто с тобой прелюбы, обнимал ли кто тебя, лобзал ли, уестествлял ли? Или девство хранишь, назло поручикам да подполковникам, на радость небесным угодникам? Да была ли ты когда-нибудь девочкой? Играла ли в классики, скакала ли через резиночку, ездила ли верхом на папе мимо высоких трибун во время всенародных праздников? Была ли матерью целлулоидным дочкам? А повзрослев – носила ли во чреве всамделишных младенцев? Мечтала ли о них? Или премного преуспела в предохранении? Что это за Традиция, когда детей не рожают?


А ходики себе всё постукивают, светила всё люминесцируют… Успокойся, Конрад – Традиция на то и Традиция, что одновременно универсальная и – очень разная.

Правильно трещат поленья в правильно затопленной печи. Полыхают сполохи мирового пожара, демиурги демонизируют демос, уицраоры гаввах хавают. Женщины в шалях на богомолье тянутся, бесенята у них под юбками путаются. Анна и Конрад кашу-кулеш уплетают, пьют девясил да боярышник, всё своим чередом движется. Верной дорогой идёте, товарищи. Светопреставление откладывается на неопредёлённый срок.


Было время отходить ко сну – и вдруг Анна призвала Конрада к себе. Не в комнату, конечно, а в кухню, где она как раз мыла посуду после ужина.

– Ну что, Конрад, расскажите мне на сон грядущий про русскую литературу.

Конрад опешил и потупил очи.

– Давайте, давайте, – подбодрила его Анна. – Я её, разумеется, всю когда-то читала, но это было давно и неправда. Устройте уж мне бесплатный лекторий.


– Русская литература богата шедёврами. Всемирно классическое произведение «Годы учения Емели-мастера» – Пушкин написал.

– А про что этот Емеля-мастер?

– О! Он призывает милость к падшим.

Смущаясь и стесняясь, Конрад бубнил себе дальше. Потом ещё «Годы странствия» были, всё того же Емели. Опять же «Кошка-мурка, вещая каурка, с присовокуплением жизнеописания скомороха Ивана Кольцова». Это Гоголь. Лев Толстой, естественно: рóманы писал складные, но подмочил себе репутацию «Манифестом коммунистической партии». Само собой, Достоевский с его «Человеческой комедией заблуждений» – начало модернизма, русские цветы зла. Наконец, опупея «Человек без свойств» Макса Горького – штабель толстенных томов – гениальное название, не правда ли? Но гениально оно лишь в сочетании с означенным штабелем. Ну и т.д.

– Да, действительно могучая литература, ведь русский язык располагает к небывалой словесной мощи, – заключила Анна не то из слов Конрада, не то (что скорее всего) из припомненного собственного читательского опыта. – Блажен народ, порождающий таких титанов. Ну а про Россию как страну что вы расскажете?


Рекомендуем почитать
Станкевич. Возвращение

Предлагаемые повести — яркий дебют начинающего писателя (род. 1945 г.) — восторженно встречены польскими читателями и высоко оценены критикой. Станкевич — сын польского повстанца, царский офицер — бесславно и бесцельно погибает в гражданскую войну, не веря в дело, которому служил. Рогойский («Возвращение») приезжает в Польшу в 1919 году, опустошенный и равнодушный ко всему, что происходит в его стране. Исполненные высокого нравственного смысла, повести читаются с большим интересом.


Реальность 7.11

К 2134 году человечество получает возможность корректировать события прошлого. Это позволяет избежать войн, насилия и катастроф. Но не всё так просто. В самом закрытом и загадочном городе на Земле, где расположена Святая Машина — девайс, изменяющий реальность, — происходит череда странных событий, нарушающих привычную работу городских служб. Окончательную судьбу города решит дружба человека и ога — существа с нечеловеческой психикой, умудрившегося сбежать из своей резервации.


На крутом переломе

Автор книги В. А. Крючков имеет богатый жизненный опыт, что позволило ему правдиво отобразить действительность. В романе по нарастающей даны переломы в трудовом коллективе завода, в жизни нашего общества, убедительно показаны трагедия семьи главного героя, первая любовь его сына Бориса к Любе Кудриной, дочери человека, с которым директор завода Никаноров в конфронтации, по-настоящему жесткая борьба конкурентов на выборах в высший орган страны, сложные отношения первого секретаря обкома партии и председателя облисполкома, перекосы и перегибы, ломающие судьбы людей, как до перестройки, так и в ходе ее. Первая повесть Валентина Крючкова «Когда в пути не один» была опубликована в 1981 году.


Когда в пути не один

В романе, написанном нижегородским писателем, отображается почти десятилетний период из жизни города и области и продолжается рассказ о жизненном пути Вовки Филиппова — главного героя двух повестей с тем же названием — «Когда в пути не один». Однако теперь это уже не Вовка, а Владимир Алексеевич Филиппов. Он работает помощником председателя облисполкома и является активным участником многих важнейших событий, происходящих в области. В романе четко прописан конфликт между первым секретарем обкома партии Богородовым и председателем облисполкома Славяновым, его последствия, достоверно и правдиво показана личная жизнь главного героя. Нижегородский писатель Валентин Крючков известен читателям по роману «На крутом переломе», повести «Если родится сын» и двум повестям с одноименным названием «Когда в пути не один», в которых, как и в новом произведении автора, главным героем является Владимир Филиппов. Избранная писателем в новом романе тема — личная жизнь и работа представителей советских и партийных органов власти — ему хорошо знакома.


Контракт

Антиутопия о России будущего, к которой мы, я надеюсь, никогда не придем.


В любви и на войне

Британка Руби мечтает найти могилу мужа, пропавшего без вести, покаяться в совершенном грехе и обрести мир в своей душе. Элис, оставив свою благополучную жизнь в Вашингтоне, мчится в Европу, потому что уверена: ее брат Сэм жив и скрывается под вымышленным именем. Немка Марта рискнула всем, чтобы поехать в Бельгию. Она отлично понимает, как встретят ее бывшие враги. Но где-то в бельгийской земле лежит ее старший сын, и она обязана найти его могилу… Три женщины познакомятся, три разные судьбы соединятся, чтобы узнать правду о мужчинах, которых они так любили.