Остров Таусена - [36]

— Оно так и будет, я уверен! — так же шепотом ответил Гущин.

— А может быть, он будет огорчен, когда узнает, что его идеи давно у нас…

— Не думаю. Не такой, кажется, человек.

Домой пришли уже в темноте. Но Таусен вел уверенно, освещая путь электрическим фонариком.

За ужином Гущин долго молчал. Наконец спросил, обращаясь к Таусену:

— Скажите, пожалуйста, можно ли на вашем норландботе добраться до ледяных полей?

— Едва ли, — ответил Таусен. — Плыть надо долго, и это очень опасно: можно попасть и в шторм, и в густой туман, и в сильный мороз. А в какую сторону вы думаете плыть?

— К югу, юго-востоку или юго-западу — по направлению к советским берегам.

— Это очень далеко. Даже на вас двоих нужно взять столько продовольствия и воды, что лодка будет перегружена. А грести надо непрерывно.

— А парус?

— Парус есть. Но ведь им не всегда можно пользоваться. А зачем вам эти льды?

— По ним можно было бы добраться до Большой земли.

— Каким образом? — спросил Таусен.

— Ну… на оленях… на собаках…

— В боте, как я вам сказал, с трудом поместятся два человека и продовольствие для них. А в чем вы повезете сани, собак или оленей, пищу и воду для них и для себя на все время пути по льдам?

— А если пешком… — пробормотал Гущин.

— А провизию как тащить? — возразил Таусен. — И потом, ведь там есть торосы повыше пятиэтажных домов.

— Как ты думаешь, — спросил Гущин своего друга, когда они остались вдвоем в комнате, — ведь Таусен большой ученый?

— Безусловно, — подтвердил Цветков.

— Эти карлики — блестящий эксперимент.

— Разумеется.

— У нас не делали таких?

— Не совсем такие, но опыты в этом направлении производили.

— Рашков?

— И другие.

— Что же ты мне не рассказывал?

— Не приходилось к слову. Ведь это были только эксперименты. Для теории это важно, ну, а на практике — зачем нам уменьшать животных до игрушечных размеров? Вот другое дело…

Но тут Цветков заметил, что его собеседник спит.

Гущин так устал и переволновался, что недослушал и внезапно уснул, сидя на койке. Цветков потихоньку отвернул одеяло, простыни и, стараясь не разбудить друга, положил его обутые ноги на тюфяк.

Нечаянно он заглянул в окно — и поразился перемене. Пока они ужинали, выпал обильный снег. Все было бело. Прямо перед окном стояла ущербная, но очень светлая луна. Цветкову не хотелось спать, и он решил выйти на воздух, освежиться.

Он оделся. Мягко ступая в унтах, подошел к двери и осторожно отворил ее. В коридорчике было темно. Юрий вышел на крыльцо.

Ветра не было. Неуловимыми, таинственными зелено-алыми искорками поблескивал в лунном свете пушистый снег. Ни пятнышка на нем, ни следа. Только узкая длинная тень от мачты ветряка пересекала белое поле. Уродливо вытянулись искаженные тени двух гигантских лопастей.

Юрий поднял голову. Ветряк, запушенный снегом, отчетливо выделялся в лунном свете. Неподвижно застыли лопасти, как у пропеллера. Их всего две. Странно было видеть неподвижным то, что создано для стремительного движения.

Цветков почувствовал, что сейчас и он так же неподвижен. Вся его сознательная жизнь была сплошное движение. И вот тут, на этом острове, она остановилась, как с разбега, с того времени, как яростный шторм вышвырнул их в бессознательном состоянии на берег бухты.

Небо было обильно усеяно звездами. Никогда в Москве Юрий не видел таких крупных звезд. Никогда они не мерцали так торжественно. Или он их не замечал в городской сутолоке? Ему показалось, что все звезды Большой Медведицы вздрагивают в такт. А вот опрокинулась Малая. Стальным блеском мерцала Полярная звезда. Тускло тянулся, раздваиваясь, Млечный путь.

Да, внезапно прервалось их путешествие, начатое столь недавно — всего полторы недели назад. Как много с тех пор произошло! Он вспомнил мать. Она спокойно провожала его в недельную командировку. А теперь, наверно, считает, что он погиб во время шторма. Как дать ей знать, что он жив и здоров?

Сколько он причинил ей тревоги и горя! А главное, попусту: ведь будь радио, все было бы по-другому. Но как ей догадаться, что шторм не погубил его, а занес в такую даль, на неведомый никому остров?!

Рашков… Он, наверно, мучается, что погиб его любимый ассистент в этой злосчастной командировке. Да нет же, Николай Фомич! Не расстраивайтесь, мы вернемся, мы целы, и мы выполнили ваше задание и нашли этого чудака. Вы оказались правы: он действительно чудак, и ученый, и талантливый…

Лаборатория, товарищи по работе… Вся эта милая и деятельная жизнь, откуда он выдернут, как растение из почвы. Вот Луна с ее пустыми сухими морями и блещущими горными вершинами. Когда-то думали, что на ней живут люди. Для него сейчас земной человеческий мир так же недостижим, как Луна, и тех людей, с которыми он разговаривал так недавно, он не может увидеть, как не увидел бы лунных жителей, если бы они существовали. Теперь все его человечество — полтора десятка людей, заключенных с ним на острове. Нет!

Этого нельзя допустить ни за что! Надо искать выход!

Вдруг что-то большое появилось на снежной белизне. Миг — и чье-то огромное легкое тело мелькнуло в воздухе. Внизу пролетела его гигантская тень. Твердо стукнули когти. И не успел Юрий опомниться — большой гибкий зверь лег на крыльцо между ним и дверью и устремил на него расширенные горящие глаза.