Остров Свиней - [24]

— Вам стоило бы посмотреть на эту камеру, Джо, — заметила Соверен, стряхивая свой зонт. — Готова спорить, вы никогда не видели ничего подобного. Вас бы это просто ошарашило. — Через трапезную, где стояли вымытые сверкающие столы, мимо кухни, где гремели кастрюлями и тарелками двое мужчин, прислуживавших за обедом, она провела нас в боковую комнату и включила свет. Внутри тихо жужжали три большие морозильные камеры. — Вот что угодило в ловушку, — положив руку на одну из них, со слабой улыбкой сказала она. — У меня прямо сердце разрывается при мысли, что он украл снимок, где показано, как оно туда падает. — Она подняла крышку морозильника, и оттуда вырвалось облачко холодного спертого воздуха. Все столпились вокруг. На боку лежала свинья, наполовину прикрытая хлопьями белого льда.

— Свинья, — лукаво улыбаясь мне, сказала Соверен. — Моя собственная свинья. Как она вам нравится?

— Покажи мистеру Оуксу другую сторону, — сказал Бенджамин. — Давай, переворачивай.

Вздохнув, девушка погрузила руки в лед, пытаясь ухватить животное.

— Ну тогда помогите мне.

Мы все сунули руки в морозильник и общими усилиями перекатили свинью на спину. Ноги ее были задраны, к копытам прилипли замерзшая грязь и клочья травы.

— Поворачивайте на бок, — велел Бенджамин, и мы снова приподняли свинью и с грохотом отпустили; из морозильника вылетела тонкая струя льдинок.

Глядя на свинью, я потянулся за своей фотокамерой. На боку животного, аккуратно нанесенный каким-то раскаленным предметом, красовался символ, столь излюбленный ведьмами и самозваными сатанистами всего мира, а именно пентаграмма. Я тут же сделал несколько снимков.

— Блейк, — сказал я, закрывая крышкой объектив, — мне нужно попасть туда. Я хочу поговорить с Малачи.

— Это невозможно. В такую погоду лодка не выйдет в море. Это все равно что просить меня совершить самоубийство.

— Вам незачем туда отправляться. — Крупное лицо Сьюзен исказилось от гнева. — Ни на лодке, ни как-то по-другому. Вы уже и так знаете все, что нужно. Вы не должны его беспокоить. Это худшее, что вы можете сделать.

10

В конце концов мне помогла Соверен. Во время обеда я вышел из-за стола, чтобы принести из коттеджа Блейка новый блокнот, и на обратном пути я услышал, как сквозь туман кто-то шепчет мое имя. Сделав несколько шагов, я увидел Соверен, стоявшую между двумя коттеджами, прижав палец к губам и подзывая меня другой рукой. На ней был накинутый на плечи джинсовый жакет, на ресницы была нанесена тушь, словно она собиралась на свидание. Оглядевшись, чтобы убедиться, что меня никто не видит, я вошел в проулок.

— Я отведу вас туда, — подавшись вперед, горячо сказала она. — Я знаю, как попасть на сторону Малачи, чтобы камеры ничего не засекли. Там есть мертвая зона.

— Ты имеешь в виду лодку?

— Нет, через ущелье. Я наблюдала за этими камерами и уверена, что мы сможем это сделать.

— Когда?

— Сейчас. — Она усмехнулась, глаза ее блестели от возбуждения. — Вода и туристские ботинки. — Она указала на прислоненный к стене рюкзак. — Это сведет с ума маму с папой, но не все же мне их слушаться.

Я оглянулся на стоявшую за спиной стену тумана. Как быстро меня хватятся? Минут через десять?

— Ладно, — сказал я, наклоняясь, чтобы взять ее рюкзак. — Только давай побыстрее.

— Нет, подождите. Мне нужны деньги.

— Деньги?

— Двадцать фунтов, и я все сделаю.

— И что ты будешь делать с двадцатью фунтами?

— Я коплю на то время, когда уеду отсюда. Двадцать фунтов — или ничего не будет.

— О Господи! — Бросив ей рюкзак, я начал ощупывать карманы в поисках кошелька. — Ты деловая женщина, Соверен. Я дам тебе деньги.

— Я знаю, — сказала она, не сводя глаз с моего кошелька. Я достал пару измятых десяток и тут же отдал ей. Она схватила их так, словно они могли исчезнуть, и засунула в карман жакета. Потом, вместо того чтобы повернуться и пойти, закусила губу и подняла на меня глаза. — И кое-что еще.

— Что?

— Мне нужно быстренько потискаться.

Я замер, наполовину засунув кошелек в карман.

— Что?

— Потискаться. Вы знаете, что я имею в виду. — Взглянув в конец аллеи, она наклонилась ко мне. Я чувствовал ее дыхание — пахло какой-то карамелью, кажется, ирисками.

— Давай называть вещи своими именами, — с невольным страхом сказал я. — Ты хочешь потискаться. И за это готова перевести меня через ущелье?

— Да.

Я затолкнул кошелек в карман.

— И что это значит? Я тискаю тебя или ты меня?

— Оба.

Я недоверчиво засмеялся:

— Ты что, шутишь?

— Нет, — ответила она. На этот раз в ее голосе звучала неуверенность. И некоторая обида. — Я серьезно.

— Ну-ну, — протянул я. — Ты… — Я замолчал. Ее лицо обмякло, вся бравада куда-то исчезла. Внезапно она как-то уменьшилась, словно ребенок, готовый вот-вот заплакать. — Соверен! — сказал я. — Послушай, Соверен, это было бы неправильно.

— Что было бы неправильно? — дрожащим голосом спросила она. — Почему неправильно?

— Потому что… — Я вытянул руки. Нужно ли все растолковывать? — Потому что мне тридцать восемь, Соверен. Я вдвое тебя старше.

— Мне уже почти восемнадцать.

— Тебе почти восемнадцать, и ты очень симпатичная, Соверен, но ты… ты не должна говорить подобные вещи мужчинам моего возраста.