Остров Серых Волков (ЛП) - [19]

Именно в такие моменты, когда всё кажется по-абсурдному идеальным, я больше всего скучаю по Сэйди. Сейчас бы она улыбалась, преисполнившись предвкушением приключения. Она бы отклонила голову назад, высунула руку в окно и раскрыла бы ладонь, чтобы почувствовать воздух между пальцами.

Жаль, что я та сестра, которая должна жить.

Через пробку мы пробираемся вниз по Главной улице мимо магазинчиков, раскрашенных во все цвета пастели. Отец паркуется перед магазином Купера, коттеджа с голубой черепицей, покрытого радугой из старых поплавков.

— Не забудь позвонить домой, — говорит он, обнимая меня. — Не ходи никуда по ночам — это опасно. И всегда действуйте сообща, хорошо?

— Со мной всё будет хорошо, пап.

Он прижимает меня к себе в последний раз, затем надевает рюкзак мне на плечи. Он держит за ремешки и говорит:

— Она будет гордиться.

Я киваю, затем смотрю на мамин развевающийся хвостик около магазина Купера. Гейб стоит, прислонившись к зданию, небрежно засунув руки в шорты лососевого цвета. Он выглядит так, будто бы должен держать старомодную теннисную ракетку, которой никто не использует, если только они не носят Ральфа Лорена и не снимаются в рекламе. Рядом с ним стоит Эллиот, который выглядит как парень, который избил модель Ральфа Лорена.

Мама дожидается, пока мы не окажемся на расстоянии двух футов от парней, чтобы начать обсуждать моё нижнее бельё.

— Они лёгкие, — говорит она, запихивая ещё пять пар в сетчатый карман сбоку моего рюкзака. Это один из тех больших рюкзаков, которые носят люди, путешествующие по Европе и находящиеся в местах, где вместо колокольчиков одни клопы. Хотя я и заполнила его до почти что битком — я отвечаю за туалетные принадлежности и одну из тех лёгких палаток, которые дал Чарли, — я уверена, что внутри найдётся место, где можно спрятать мои трусы с принтом под зебру.

Она одаривает мальчиков своей улыбкой шириной в милю и качает головой.

— Нет ничего хуже грязных трусиков.

Моё лицо начинает гореть.

— Боже мой.

Гейб кладёт руку мне на плечо.

— Итак, ярко-розовые зебры…

— Комодские вараны, — говорит Эллиот. В ответ на наши пустые взгляды он торопливо отвечает: — Учёные полагали, что бактерии из их пасти убивали жертву, но на самом деле ядовиты они. Ну, это и ещё их острые зубы, которые оторвут кусок твоей плоти. Но яд заставляет ускоряется кровотечение. Это намного хуже, чем грязное бельё.

— Слушать твои лекции хуже, чем грязное бельё, — Гейб толкает Эллиота в сторону магазина Купера. — Я собираюсь купить любовь Руби при помощи сахара.

Эллиот пихает Гейба в живот, а затем машет моей маме.

— Он мне нравится, — говорит мама.

— У него есть пирсинг. И тату.

Она затягивает мне хвост. Целует в лоб.

— Это хорошо для тебя.

Я покидаю её, белая блузка вздымается на ветру, я иду по покрытому ракушками пути, ведущему к частной пристани. Скопление качающихся лодок с голыми мачтами с края дока.

Капитан Тирволл, старый просоленный моряк с потёртой кожей и волосами, серыми, как океан во время шторма, сидит у кормы своей лодки и держит во рту трубку, которую он никогда не зажигает. Синяя шляпа капитана лежит поверх кулера на пристани, но он подносит руку ко лбу, чтобы затенить глаза, наблюдая, как я приближаюсь к Золотому Жуку. Он похож на ожившую игрушечную лодку: блестящее белое дно, палуба из тикового дерева и отполированная отделка из дуба.

— Сделайте что-нибудь с этой индейской девчонкой, — ворчит капитан, — она лежит здесь с полудня.

Я отслеживаю его взгляд до конца пристани, где Анна лежит на спине. Она смотрит на меня одним глазом.

— Я проиграла пари самой себе.

— Ну, тогда, полагаю, что ты и выиграла тоже, — говорю я.

Она крутит головой из стороны в сторону.

— Пари с самой собой так не работают. Видишь ли, я подготавливала утром лодку, и у меня появилось чувство, что, может быть, мы четверо не отправимся на Остров Серых Волков. Я сказала самой себе, что если так и будет, мне не придётся делиться мармеладками.

— И ты подумала, что именно я буду тем, кто не придёт?

— Конечно, — говорит Анна, — но лишь потому, что ты ненавидишь приключения. А может и людей тоже.

Из моей груди вырывается смех. Её губы складываются в мягкую улыбку.

— Анна Ленсинг, ты колдунья, — Гейб наступает ей на ногу. — Какая магия заставила нашу угрюмую Руби так хохотать?

— Я забавная, Гэбриэль.

Она поднимается на ноги, берёт мой рюкзак, который почти такой же с неё ростом, и, вероятно, такой же тяжёлый, и поднимает его на лодку. Гейб следует её инструкциям, пока она готовится к отплытию, их тела вертятся вокруг мачты и друг друга, когда они затягивают канаты, снимают покрытие паруса и производят миллион небольших корректировок, которые может сделать только опытный матрос.

Я оборачиваюсь на звук шагов, и замечаю, как капитан Тирволл таращится на Эллиота, когда тот спускается по пристани. Эллиот вписывается в антураж к мирной пристани, так же как монахиня в драку с ножом: черные брюки, майка с ухмыляющимся черепом и татуировки. Когда он проходит мимо капитана, Эллиот ухмыляется и вытягивает средний палец.

Он стоит рядом со мной на краю пристани и говорит:

— Прошлой ночью небо было красным.