Остров сбывшейся мечты - [8]

Вика была сдержанна, перед начальством не лебезила, с коллегами общалась ровно и дружелюбно. Первые три месяца все с замиранием сердца ожидали, какой фортель выкинет новая секретарша, но время шло, а Стрежина работала без промашек. Сначала ей удивлялись, потом постепенно зауважали, хотя настороженность по отношению к девушке до конца не исчезла. Но когда Коцба назначил ее референтом, никто не удивился: Вика лучше остальных подходила на эту должность.

– За что ее уважают? – спросил Макар в разговоре с Леной. – Вы не сообщили ничего необычного. Исполнительная девушка, по-моему, не такая уж и редкость.

– Ее уважали не за исполнительность, – объяснила Красько, не замечая, что переходит на прошлое время. – Знаете, как бывает: видишь ты человека и понимаешь, что он – хороший, порядочный. Вот и с Викой так же. Сразу было ясно, что она порядочный человек. Даже не порядочный, нет – правильный! Вот, я нашла точное слово. Наша Вика – очень правильная. И еще очень правдивая.

Илюшин искренне считал, что правильные и одновременно правдивые люди невыносимы для окружающих. Но Вика Стрежина, судя по описанию ее подруги, таковой не была. За два года работы в «Юго-западе» она испортила отношения лишь с одним человеком, и в результате тому пришлось уволиться. Уволившуюся даму звали Юлия Борисовна Осьмина.

Юлия Борисовна, ухоженная худощавая дама среднего возраста, возглавляла кадровый отдел. Она носила длинные черные платья с яркими шифоновыми косынками, повязанными вокруг шеи, и считалась красавицей. В любом споре последнее слово всегда оставалось за Юлией Борисовной – не потому, что оно было самым веским, а потому, что Осьмина так сумела себя поставить, что ее слово казалось веским. Мода, политика, новинки литературы – во всем она разбиралась и по любому поводу имела свое мнение. Осьмина тесно общалась с двумя дамами из аналитического отдела, и вместе они были влиятельной силой, с которой все считались. На Вику Стрежину Осьмина не обращала никакого внимания, поскольку двадцатипятилетняя секретарша, даже достигнувшая должности референта при шефе, никак не могла входить в круг ее, Юлии Борисовны, интересов.

Но однажды, рассказывая во время обеда за общим столом о своей любимой кошке, Осьмина обронила, что кошка недавно окотилась.

– Я так устала от ее темперамента, – пожаловалась Юлия Борисовна внимательной аудитории. – Подай негодяйке кота, и все тут.

– А… если стерилизовать? – робко спросила одна девушка. – Или не поможет?

– Я не знаю, поможет или нет, – отчеканила Юлия Борисовна, – но подобную операцию считаю недопустимым зверством. Я свою кошку люблю и издеваться над ней никому не позволю. И, представьте себе, я готова идти на определенные жертвы!

Она метнула яростный взгляд в сторону вопрошавшей, и вокруг согласно закивали. Да, все готовы были идти на определенные жертвы ради своих любимых.

– А кому вы раздали котят? – спросила Вика, отвлекая внимание Осьминой на себя. – И сколько их было?

– Кажется, семь или восемь, – вздохнула та. – Они беспородные, никому не нужны, к сожалению. Я их всегда топлю.

За столом наступила тишина.

– Простите? – не поняла Вика.

– Я их топлю, – пожала плечами Юлия Борисовна. – Не выкидывать же их на улицу! Топить куда гуманнее.

– В чем… в чем вы их топите? – тихо спросила Стрежина, единственная из всех присутствующих не знавшая о гуманной привычке начальницы кадрового отдела.

– В ведре, – сообщила та, начиная раздражаться. – В зеленом пластиковом ведре. А что, по-вашему, я должна с ними делать? Идти торговать в переход? Или, может быть, подбрасывать их соседям? Собакам отдавать на съедение? Я выбрала самый приемлемый способ, и, пожалуйста, не надо сентиментальничать. Я этого не переношу.

В интонациях Осьминой проскользнула брезгливость. Боже мой, до чего трепетны и глупы современные девушки! Наши бабки топили ненужный кошачий приплод по три раза за полгода, если на то пошло. А девица как услышала про котят, так сразу побледнела и сейчас, похоже, пустит слезу.

Юлия Борисовна закатила глаза, предлагая коллегам разделить ее скептицизм по поводу трепетности Стрежиной.

Но Вика не пустила слезу и не стала сентиментальничать. В несколько неловкой тишине, прерываемой только позвякиванием вилки, которой Юлия Борисовна расправлялась с рыбой, она сказала негромко и чуть удивленно:

– Какая вы, оказывается, дрянь…

Если бы в ее интонациях проскользнула хоть тень, хоть намек на пафос или праведное возмущение, Осьмина съела бы мерзавку с потрохами. И присутствовавшие за столом дамы приняли бы деятельное участие в обгладывании костей. Но Вика произнесла свою фразу так, что ничего, кроме искреннего недоумения, не слышно было в ней. Жила себе девушка Виктория Стрежина, общалась с начальницей кадрового отдела, спрашивала по утрам, как дела, и восхищалась тропической расцветкой ее очередного платка. И вдруг выяснила в один прекрасный день за обедом, что Юлия Борисовна – дрянь. И сама удивилась своему открытию.

В гробовом молчании Вика встала из-за стола, отнесла недоеденное рагу на ленту и вышла из столовой. Дамы остались сидеть, не глядя на Осьмину. Юлия Борисовна густо покраснела от возмущения, затем обвела взглядом собравшихся, словно хотела объявить что-то важное, и даже открыла рот, но в эту секунду следом за Викой встала та девушка, которая спрашивала о стерилизации.