Остров с зеленой травой - [51]

Последние дни с момента их объяснения Малком и Джоан общались как-то странно. Малком наметил для себя, что в ближайший уикенд они пойдут с Джоан в ресторан, но не решался высказать вслух свое приглашение. Джоан ждала его приглашения, но без простительного в подобной ситуации нетерпения. Они оба словно решили, что все произойдет само собой, без их участия. По работе общались как обычно, а прочее общение полностью прекратилось, и их милая словесная дуэль отошла в прошлое.

Джоан взяла протянутое Фоунтейном письмо и собралась уходить, но остановилась и спросила:

— Если я правильно понимаю, вы хотите, чтобы я оградила вас от общения с этими господами?

— Совершенно верно, вы правильно меня поняли, — ответил он.

— Мне кажется, это не по-мужски — взваливать общение с агентами спецслужбы на плечи дамы, — тихо сказала она.

Наступила тишина. Лицо у Малкома от стыда налилось краской. До него вмиг дошло, что он болван и что его поведение Джоан вряд ли простит. Проклиная себя и надеясь на чудо, он протянул Джоан руку:

— Верните мне, пожалуйста, письмо и простите. Вы правы. Не знаю, что на меня нашло. Я сам им позвоню и встречусь с ними.

Джоан вернула письмо. Они опять замолчали. Она видела, что ему стыдно.

— Джоан, я вас приглашаю в субботу в ресторан, — справившись с собой, сказал Малком. — Он был почти уверен, что после его падения она непременно откажется, и поспешил напомнить: — Джоан, вы обещали.

— Да, я помню. Я с удовольствием пойду с вами в ресторан, — улыбнулась она и тронула его за рукав, этим жестом доверия успокаивая его и прощая.

Когда она вышла, Малком, волнуясь, позвонил в ресторан и заказал на субботу на семь часов вечера столик на двоих у окна. Потом позвонил в ФБР. Там очень удивились, поскольку письмо должны были перехватить в почтовом офисе Черчс Ферри, оно гарантированно не могло попасть адресату.

Прибывших агентов Фоунтейн встретил в прекрасном настроении.

— Это прислали вам, — торжественно сказал он, протягивая им рыжий конверт.

— Больше ничего нет? — осведомились стражи порядка.

— Больше ничего, — улыбнулся Фоунтейн.

Джентльмены смерили его оценивающими взглядами и удалились, конверт передали своему руководству. Далее заработала чиновничья иерархическая машина, и в результате вращения ее изношенных шестеренок на стол президента США легло письмо следующего содержания:

«ПРЕДЛАГАЮ НЕМЕДЛЕННО ПЕРЕДАТЬ ВСЕМ ЦЕНТРАЛЬНЫМ СРЕДСТВАМ РАСПРОСТРАНЕНИЯ ИНФОРМАЦИИ ГОСУДАРСТВА РОССИЯ ВТОРОЙ ТЕКСТ. ЭТО ОЧЕНЬ ВАЖНО. МОГУТ ПОГИБНУТЬ ЛЮДИ. ВЫПОЛНЯЙТЕ».

«ГРАЖДАНЕ РОССИИ. Я СОЛ. Я ПРОДОЛЖАЮ ВЫПОЛНЯТЬ ПРОГРАММУ «СВОБОДНОЕ РАЗВИТИЕ» ДЛЯ РОССИИ. ВТОРОЙ ШАГ ПРОГРАММЫ — ОТКАЗ ОТ ДВИЖЕНИЯ ВСЕХ МАШИН ПО ВСТРЕЧНОЙ ПОЛОСЕ, ГДЕ ТАКОЕ ДВИЖЕНИЕ ЗАПРЕЩЕНО. ПЕРЕДВИЖЕНИЕ ПО ВСТРЕЧНОЙ ПОЛОСЕ РАЗРЕШАЕТСЯ МЕДИЦИНСКИМ МАШИНАМ, МАШИНАМ ТУШЕНИЯ ОГНЯ И МАШИНАМ ОХРАНЫ ПОРЯДКА. НАЧНУ ВЫПОЛНЯТЬ ЗАВТРА НА ВСЕЙ ТЕРРИТОРИИ РОССИИ».

Прочитав письмо, президент вызвал к себе госсекретаря и приказал немедленно связаться с министром внешних интересов России, что она и сделала. Текст письма без задержки направили в Москву по закрытому дипломатическому каналу.

Переговорив со своим заокеанским коллегой, министр внешних интересов прибыл на доклад к президенту и ознакомил его с содержанием письма, согласно которому на Россию готовилось новое нападение.

— На этот раз вы доверяете информации американцев? — поинтересовался президент.

— Все, что исходит от американцев, всегда требует перепроверки, — уклонился от ответа министр.

— Вы так сильно вжились в дипломатию, что в простоте уже не можете ответить ни на один вопрос! — рассердился президент. — Так да или нет?

— Скорее нет, чем да, — вновь ушел от прямого ответа министр, по-другому отвечать на вопросы он давно разучился.

Президент вскипел.

— Если я правильно вас понимаю, тот факт, что нам за два дня вывели из строя весь парк спецмашин, не является для вас убедительным доказательством достоверности информации?!

Министр в совершенстве владел искусством молчания и ничего не ответил. Согласиться с неоспоримым фактом, подтверждающим добрые намерения американцев, было для него никак невозможно, потому что было невозможно никак, а не согласиться означало признаться в собственном идиотизме.

Президент вышел из себя, что случалось с ним нечасто.

— Вы что-то произнесли по поводу перепроверки информации, не так ли? — саркастически заметил он. — Так вот идите и перепроверяйте! Как перепроверите — придете и доложите: да или нет. И никак иначе! Только да или нет. Вы свободны!

После общения с министром президент впал в уныние от осознания того, что «не на кого опереться». Эта тема завела его далеко. Он подумал о том, что все вокруг смотрят на него преданными глазами с одной лишь целью — угодить. Как на них можно опереться? Опереться можно на что-то твердое, на людей, которые имеют собственное мнение, свою позицию, готовых ее доказательно отстаивать, а не дрожать за собственное кресло. А как можно опереться на мягкое? Самое неприятное, что в трудную минуту это мягкое стечет, как вода в унитазе, будто его и не было вовсе, на поддержку можно не рассчитывать. Оглянешься вокруг — а рядом нет никого, кто бы мог подставить плечо и разделить с тобой ответственность. Все будут молчаливо и преданно взирать на тебя, своим молчанием красноречиво говоря: «Но мы ведь сделали, как вы хотели, согласно вашим указаниям». «И, в общем-то, все эти сукины дети будут правы, — пришел к неутешительному выводу президент. — А где же найти других?»