Остров с зеленой травой - [42]

Когда он собирался выйти на берег, Ларка остановила его: в ее теле созрело желание — и в голове родилась идея.

— Подожди, не выходи! — попросила она и направилась к лестнице. В воду спускалась медленно. Когда поручень кончился, позвала мужа: — Иди сюда!

Он догадался, что она придумала, но это не вызвало у него восторга. Подошел к лестнице. В этом месте вода была ему по пояс.

— Подойди ближе, Дима. Что с тобой? — заметила она его нерешительность.

Он приблизился к ней. Она обвила его шею руками, ногами обхватила за талию и коротко поцеловала в губы.

— Димчик, можешь нести меня в океан.

Чтобы удержать Ларку, он взял ее за ягодицы. Когда вода дошла ему до груди, она мягко сказала:

— Достаточно, дорогой, здесь тебе будет хорошо.

В воде держать Ларку было легко, но даже от небольшой тяжести у него сильно ныла рука, сводя на нет всякое желание. Ларка почувствовала, что с ним творится что-то неладное.

— Ну? Я ничего не понимаю. Кто приставал ко мне на террасе?

Дмитрий Владимирович сконфуженно молчал.

— Тебе же всегда нравилось в воде, — она начала нервничать. — Я вешу как пушинка, ты совсем не устанешь. Что с тобой сегодня?

— Может быть, лучше в бассейне? — несмело предложил он.

Она разомкнула ноги, расцепила руки и зло толкнула его в грудь.

— Сегодня можешь ни на что не рассчитывать! И запомни: плавать в фартуках, или в чем там еще, я не собираюсь!

И в этот момент, когда в искаженное от недовольства лицо жены лучше было не смотреть, его посетила спасительная идея: не дожидаться расспросов, а самому рассказать о синяке и тем самым убить сразу двух зайцев.

— Извини, Ларка, у меня рука болит.

Она с удивлением посмотрела на него — что за новость?

— Я же грохнулся на лестнице. — И он показал ей руку, внимательно следя за ее реакцией. — Видишь? Синяк в полруки. Тебя предупреждал, а сам навернулся.

— Обо что это ты? — успокаиваясь, спросила Ларка.

— О перила. Когда падал, хотел ухватиться за что-нибудь, а в результате только хуже получилось. Рука дернулась, и со всей силы.

— Почему ты мне сразу не сказал? Понес зачем-то.

Они подошли к пляжу; он помог ей перешагнуть через каменную преграду, обнял и чмокнул в щеку.

— Ну, согласись, мужчине признаваться в собственном бессилии всегда неприятно.

Ларка почувствовала, что муж что-то недоговаривает.

— Надо же, какая щепетильность. А почему я ничего не слышала? Ты что же, даже не выругался при этом?

— А ты в это время плавала, — легко нашелся он.

Почувствовав ложь, Ларка, как гончая, уверенно пошла по следу.

— Подожди, когда ты спускался, я загорала. Про какое плавание ты говоришь?

Наступил критический момент. Но Дмитрий Владимирович быстро нашел выход. Он довольно улыбнулся и даже позволил себе потянуть время.

— Скажи, пожалуйста, почему ты у меня такая недоверчивая?

— Не заговаривай мне зубы. Говори, что случилось.

— Сначала подумал, что сломал руку. Вернулся наверх, хотел перетянуть чем-нибудь, но ничего подходящего не нашел. Ощупал руку как мог. Перелома вроде бы нет, успокоился и спустился к тебе.

Ларкин разоблачительный напор неожиданно пропал, ей не хотелось ничего более выяснять.

— И потом пятнадцать минут молчал, — с безразличием сказала она.

Дмитрий Владимирович уловил произошедшую в настроении жены перемену и насторожился.

— Ну, если бы сломал, сразу сказал бы. А так что? Что ты — синяков не видела?

Ничуть не поверив мужу, Ларка потеряла интерес к расспросам и сникла, лицо ее потускнело. Она села в кресло под зонтом и тяжелым взглядом уставилась в торчащий из скалы пучок можжевельника.

— Что ты молчишь? — заволновался он, предчувствуя приближение событий, не сулящих ничего хорошего. Она продолжала молчать, и он несмело предложил: — Тебе принести сок из грейпфрутов, твой любимый?

— Я хочу выпить, — твердо сказала она, не отрывая взгляда от можжевельника.

— Ларка, мы же договорились, — заговорил он просительным тоном. — Потерпи до обеда. В Фигерасе пойдем в ресторан. Потерпишь? Прошу тебя. Сейчас ведь поедем. Пока туда, сюда, дорога, музей — вот и обед.

Она молчала. Ей было плохо и совсем не хотелось разговаривать.

Он присел рядом и обнял ее за плечи. Она не отстранилась от него. «Уже хорошо», — подумал он. Надо было срочно что-то предпринять, как-то отвлечь ее, чем угодно. Но ничего подходящего на ум не приходило.

Последние годы Ларкины срывы происходили постоянно. Порой у него опускались руки от бессилия. В такие минуты он по-настоящему терялся, не зная, что делать и как себя вести. Ограничиваться лишь запретами и тем более упреками было ни в коем случае нельзя, об этом его предупреждали врачи. «К вашей жене надо относиться очень бережно и уважительно. И не только по причине, которая привела вас к нам. Она у вас в известном женском возрасте, понимаете? Поэтому всячески оказывайте ей знаки внимания и старайтесь поддерживать у нее хорошее ровное настроение. И как можно реже оставляйте ее одну. Лучше всего — найдите ей какое-нибудь ежедневное занятие, и чтобы при этом она была не одна, а в коллективе», — советовали они ему. «Какое к черту занятие? Какой коллектив? Вы имеете в виду работу? Тогда так и говорите!» — возмущался он. Но где было ее найти? Ларка ничего не умела, но главное, уже ничего не хотела. А он не мог сидеть с ней как привязанный. Проникнуться Ларкиным положением, протянуть ей руку участия и взять на себя роль поводыря и доброго советчика было некому. Ее беззаботные подружки лишь таскались с ней по модным магазинам, просиживали за бесконечными разговорами в салонах и обедали в дорогих ресторанах, куда ей как раз и не стоило заходить; чужие проблемы их нисколько не интересовали. Дмитрий Владимирович обращался за помощью к медицинским светилам, сначала один, потом, после изматывающих уговоров, вместе с Ларкой, но люди в белых халатах только все больше его раздражали. Перед каждым застольем вне дома он приходил в уныние. Он заранее знал, что ему придется быть в постоянном напряжении, безотрывно следя за состоянием жены. Его все это выводило из себя, он нервничал и уставал. Он мог бы отказаться от многих встреч, но большинство из них носило почти протокольный характер, уклониться от них означало выпасть из клана власти и потерять деловые связи. Но деловые связи в его жизни были превыше всего, на этом было построено все их материальное благополучие. Именно поэтому непредсказуемое поведение жены его невероятно угнетало, он не видел выхода.