Остров Разочарования - [42]

Мообс встретил Егорычева позевывая, но вполне благожелательно.

- Хотите спать? - спросил Егорычев.

- Ни в коем случае! - весело отвечал репортер. Никто не мог бы поручиться, что он не вздремнул, оставшись один ночью на вахте. Но не пойман - не вор. Как бы то ни было, он был исключительно свеж, весел и полон сил. - Спать ни в коем случае, но умоюсь я с удовольствием. Вода в пещере?

- На камне, справа от входа, - рассеянно промолвил Егорычев, но тут же спохватился. - Только постарайтесь, дружище, поэкономней тратить ее. Покуда мы не обезвредим третьего эсэсовца, ходить вниз по воду будет небезопасно. Он может перестрелять нас из-за любого куста, как... - он хотел сказать «как куропаток», но забыл, как по-английски «куропатки», - как попугаев.

- Господи, когда же наконец кончатся эти постоянные ограничения! - капризно воскликнул репортер. Как избалованный ребенок, впервые к собственному удивлению честно приготовивший урок, он считал себя сейчас, после двукратного дежурства, вправе покапризничать.

Поймав недоуменный взгляд Егорычева, он благоразумно сменил тон.

- Как же вы думаете, Егорычев, выйти из этого положения? - озабоченно осведомился он, отдаваясь, как и Фламмери и Цератод, при малейшем затруднении на полное усмотрение Егорычева.

- А вы как думаете? - рассердился Егорычев. - Вы, кажется, всерьез все решили, что я к вам нанялся в няньки! Будьте любезны сами пошевелить мозгами! Мне интересно, что вы предложите.

- Что же я могу предложить? - сокрушенно вздохнул Мообс. - Я впервые в жизни в такой ситуации.

- А я что, каждый день попадаю на такие острова?! - взъелся было Егорычев, но не выдержал и фыркнул. Его рассмешило собственное восклицание. - Да ну, чего вы пригорюнились, Мообс? Ничего, что-нибудь придумаем, раз вы действительно впервые попадаете на такой остров. Знаете что, пойдите поспите, пока все встанут. Потом будем все умываться.

Мообс передал Егорычеву автомат, приветливо помахал ему рукой и, насвистывая, пошел вразвалочку, довольной и неторопливой походкой человека, честно и до конца выполнившего тяжелый и опасный долг.

Егорычев зевнул, присел под дерево на камешек, принесенный сюда привыкшим к комфорту мистером Фламмери, оперся о еще не согревшийся на утреннем солнце ствол и стал любоваться нарядной и удивительно мирной панорамой острова.

И вдруг вдали, внизу, в лесу, чуть поближе деревни, послышался сухой и частый треск, словно кто-то крутнул деревянную трещотку. Егорычев насторожился. Конечно, очень может быть, что у здешних жителей трещотка применяется в качестве оркестрового или сольного инструмента. Но нет, слишком много раз пришлось Егорычеву слышать такой треск за последние три года. Подозрительный звук снова повторился, и теперь Егорычев ясно определил, что это автоматная очередь. Кто-то выпускал из автомата то длинные, то короткие очереди. Только один человек там, внизу, имел автомат и умел им пользоваться - ефрейтор Сморке. Что он, нападал или отстреливался?

Егорычев прислушался. Выстрелы становились все громче и явственней: Сморке приближался к подножию перемычки. Очереди сменились одиночными выстрелами. Сморке, очевидно, экономил патроны.

Уже у самого подножия снова раздалась длинная очередь, и больше не стало слышно автомата. Зато вскоре стали слышны крики запыхавшихся людей. Они что-то кричали, но что именно, Егорычеву еще трудно было разобрать.

Прошло минут пять, и он услышал топот бегущих ног, потом из-за кустов, внизу, на поворотах тропинки, несколько раз мелькнуло искаженное страхом смуглое лицо с усиками ниточкой и в модных золотых очках. За ним, отстав шагов на двести, бежали, размахивая копьями и каменными топорами, человек десять негров. Вот из-за последнего поворота возник запыхавшийся ефрейтор Сморке, вспотевший, растрепанный, оборванный, босой, с автоматом в правой руке и скатанными козьими шкурками под мышкой левой. Был он в таком виде и страшен, и жалок, и смешон.

- Сдаюсь! Сдаюсь! Сдаюсь! - прохрипел он, судорожно переводя дыхание, бросил к ногам Егорычева автомат и шкуры и ринулся дальше, к пещере, прятаться от приближавшихся островитян.

- Хальт! - крикнул ему вслед Егорычев. - Назад! Цурюк! Их верде шиссен! - И он многозначительно щелкнул затвором автомата.

Именно этот сухой металлический звук, а не окрик Егорычева заставил Сморке остановиться. Но никакая сила, казалось, не смогла бы заставить его вернуться туда, где вот-вот должны были показаться его преследователи.

На шум из пещеры выскочили с автоматами в руках полуодетый Смит и Мообс, который только что, не раздеваясь, прилег отдохнуть.

- Покараульте его где-нибудь подальше от дорожки! - обратился Егорычев к Смиту. - А вы, Мообс, поскорее ко мне!

- Вот он! Вот он! - послышались возбужденные голоса, но выскочили на лужайку только известный уже нам Гамлет Браун и вместе с ним мальчик лет двенадцати, в воинственном азарте размахивавший не по росту большим копьем.

Вся одежда этого мальчика, если ее можно было назвать таким ответственным словом, состояла из очень экономной повязки на бедрах, браслета из травы, зеленевшего повыше правого локтя, и желтенького перышка, воткнутого в щегольски взбитую шевелюру. Но будь он даже одет в полную парадную форму Итонского колледжа (цилиндр, визитка, лакированные туфли), колледжа, где воспитывается цвет английской аристократии и где чувство самоуважения является чуть ли не главным предметом преподавания, он вряд ли мог бы вести себя при этом с большим достоинством.