Остров Разочарования - [31]

Егорычеву пришлось сделать над собой усилие, чтобы не стукнуть американца прикладом в спину. Мообс мог еще, чего доброго, спросонок заорать на всю округу. Кроме того, вообще не стоило обострять отношения с этим парнем, и так уже плясавшим под дудку мистера Фламмери.

Он тихо дотронулся до плеча спавшего репортера, тот словно в насмешку захрапел во все тяжкие.

Тогда Егорычев сильно дернул его за руку.

- Что такое? .. В чем дело? .. Где я? .. - забормотал Мообс, встрепенувшись. - Ах, это вы, Егорычев?.. Вы меня дьявольски напугали... Вы его поймали? ..

И смех и грех! Эти люди никак всерьез решили, что за его спиной можно спокойно вздремнуть даже во время боевой операции. Оно, конечно, лестно, да не очень удобно.

- Слушайте, Мообс, - сказал он, стараясь сохранить самую дружескую интонацию, - я сам устал до невозможности, но подумайте хоть на минутку, что получится, если мы с вами проспим этого прохвоста.

- А какой шикарный сон мне только что приснился! - бормотал между тем Мообс, зевая и потягиваясь. - Ну ладно, ладно! - сказал он, увидев, что Егорычев приготовился не на шутку рассердиться. - Я поступил, как свинья... Вы мне хотели что-то сказать?

- Я хотел бы сказать, что на фронте вам за сон на посту пришлось бы в лучшем случае прогуляться в штрафной батальон. Но сейчас некогда воспитывать из вас солдата.

- И бесполезно, - с готовностью добавил репортер, продолжая щуриться, зевать и потягиваться.

- Не будем сейчас об этом спорить. Важно не упустить вашего эсэсовца. Давайте сделаем так. Я поднимусь несколько выше. Вы его пропустите вперед. Когда он будет выше вас шагов на пять, выскакивайте на дорожку и кричите: «Хенде хох!» Он кинется вперед, а за поворотом я его встречу... Только, ради бога, не спите! Знаете что, лучше вам, пожалуй, присесть.

- Зачем? - горячо возразил Мообс. - Лежа я буду Менее заметен. .. А то нечаянно вспугнешь его...

Прошло еще двадцать томительных минут. Солнце било Егорычеву в глаза, пригревало, размаривало. Стрекотание цикад убаюкивало, вгоняло в сон. Егорычев несколько раз поймал себя на том, что его глаза начинали слипаться. В таких самых крайних случаях Егорычев, чтобы развлечься, принимался за расчесывание своей бородки. Этот процесс еще не успел стать для него привычным делом и поэтому даже забавлял его. Тем более, что после перерыва в несколько дней его по-юношески курчавящуюся бородку не так уж легко было расчесывать, приходилось и подергать расческой. Те, кто, подобно Егорычеву, отпускал себе на фронте бороду, могут подтвердить, что уход за нею иногда связан и с неприятными ощущениями, которые прекрасно разгоняют сон.

Егорычев уже извлек на свет божий расческу, когда за поворотом, пониже того места, где залег Мообс, послышались мягкие, почти неразличимые шаги. Кто-то, тяжело дыша, подымался по крутой тропинке.

Сейчас Сморке (Егорычев не сомневался, что это именно он) появится из-за поворота. Чего там ждет Мообс? Почему он молчит? Неужели снова заснул?

Выработанный Егорычевым план летел к черту. Клещи не получались. Надо было немедленно принимать новое решение.

С тылу Сморке никто дороги не преграждал. Но пропускать его вперед и отрезать ему путь к отступлению было в высшей степени рискованно. Чего доброго, прорвется вооруженный на лужайку и пристрелит Цератода и Фламмери, прежде чем они очухаются. Смит, услышав так близко от пещеры стрельбу, может растеряться, на него, конечно, сразу накинутся оба пленных. Тогда все пиши пропало.

Что же там случилось с Мообсом?

Но было уж не до Мообса. Вот сквозь редкий кустарник показались чьи-то ноги. Но это не ноги Сморке. Это босые, черные ноги. Еще одна пара черных босых ног. Сейчас показались к владельцы Этих ног - два идущих гуськом, один от другого метрах в трех, голых негра в серовато-белых плотных трусах. Они держат на плечах концы бамбуковой жерди. На жерди висят несколько гроздей бананов, шесть кокосовых орехов, два больших алюминиевых бидона, очевидно с водой, и белоснежная, с шелковистой шерстью козья тушка. А вот и сапоги ефрейтора Сморке. Сразу за вторым негром устало шагает невысокий черноволосый эсэсовец с тоненькими, вытянутыми в струнку над самой губой, франтоватыми усиками. Китель его расстегнут. Из-под кителя виднеется сорочка с серыми подтеками пота. Автомат висит у него на шее. Он ковыряется в своих очень белых и ровных, скорее всего искусственных зубах и между делом лениво подстегивает негра тоненьким бамбуковым прутиком. При каждом ударе по спине негра проходит волна, как у загнанной лошади. Тощее и смуглое лицо ефрейтора, украшенное изящными золотыми очками самого модного фасона, выражает скуку. Ясно, что он ничего не подозревает.

Прошла еще минута тягостного ожидания. Мообс по-прежнему не подавал никаких признаков жизни. Ефрейтор был уже не более как в пяти шагах. Его лицо было покрыто мелкими бисеринками пота, поблескивавшими на солнце, но ему, очевидно, было лень вытереть их. Ему теперь стало лень даже возиться с прутиком. Он швырнул его в кусты и чуть не попал в Егорычева. Теперь ефрейтор обе руки держал на автомате, холодно поблескивавшем вороненой сталью. Сморке опирался на него, как на перила.