Остров острых ощущений - [16]

Он сильно простудился – сам не знает, как, и лежал в полубредовом состоянии. Да и рана воспалилась. Вероятно, не смог ее должным образом обработать. Он не помнит, как его вывозили с острова, – тогда уже находился без сознания. Лечили его в медсанчасти на какой-то зоне, потом долго допрашивали представители самых разнообразных инстанций, потом тихо отправили в отставку, не дав дослужить до пенсии. Никакой компенсации не выплатили, сказали: радуйся, что под суд не пошел. Вертолет-то пришлось навсегда бросить на острове, люди погибли… Кого-то следовало назначить виноватым. Гена для этого подходил прекрасно.

– А в Питере как оказались? – спросил Андрей.

– Мать мне квартиру завещала. Она в свое время за вашего замуж вышла, вначале муж умер, потом она… Однокомнатная у меня на Ветеранов. Я ее Алевтине оставил, когда ушел.

– Вы решили жить в городе? В пятимиллионном городе после удаленной от всей цивилизации части? – уточнила я.

– Ну, вообще-то я по большей части в загородном доме жил, – усмехнулся Геннадий Константинович и рассказал, что за время службы на острове успел в Ленинградской области построить себе дом.

Строили солдатики вместе с самим Геной в период его отпуска.

– У нас начальник части в этом плане нормальный был, – с улыбкой сказал Гена. – Выделил мне ребят – и мы тут быстро управились. Жена моя готовила на всех, ребята как в отпуске побывали… Материалы я на свои деньги покупал – в части-то мы ни на что не тратились…

– А участок? – подозрительно посмотрел на бывшего прапорщика Андрей. – И на участок хватило?

Гена ответил не сразу.

– Мы не налоговая инспекция, – заметил Андрюша.

– Паш, камеру на минутку выключи, – сказала я.

Гена усмехнулся.

– Шкурки, – кратко пояснил он. – Мясо животных мы ели, а шкурки… Сами понимаете. У нас на них все что-то себе построили. Кроме солдатиков, конечно. Но им тоже неплохо жилось, – тут же добавил Гена.

Андрей предложил перейти к Гениной супруге, захватчице заложников Алевтине Ильиничне. С Геной и его службой все было понятно.

– Я думаю, что город на нее так повлиял, – вздохнул бывший прапорщик. – Она из деревенских, из Новгородской области. Там у нее до сих пор куча родственников живет. Я, когда уходил, предлагал ей туда вернуться. Она не захотела…

– Она работала? – спросила я.

Гена покачал головой.

– Так на что она жила после вашего ухода?

– Я деньги давал. Предлагал ей на рынок устроиться, в павильон какой-нибудь, даже пару раз места ей подыскивал. Не хотела. К сестре, как я уже говорил, тоже ехать не хотела.

– В религию не ударялась? В секту какую-нибудь не могла попасть? – спросил Андрюша.

Гена покачал головой.

– Так чем же она у вас занималась?! – не могла понять я.

– Дома сидела. Телевизор смотрела. У нас же в части даже телевизора не было, только радиоприемники. Мы когда в отпуск ездили, к телевизору прилипали и отлипнуть не могли. – Гена печально усмехнулся. – Вот она и дорвалась… Может, она и на работу не хотела устраиваться, чтобы от телевизора не отрываться?

– А насмотревшись всяких феминисток, решила бороться за права брошенных женщин, – хмыкнул коллега Андрея. – А насмотревшись на террористов, решила взять заложников.

Андрей спросил, почему, по мнению Геннадия Константиновича, его супругу понесло в печально известную нам всем баню. Гена только руками развел.

– Когда вы виделись с ней последний раз? Если не считать баню?

– Недели две назад. Я заезжал ее проведать, деньги привез.

– Вам не показалось, что она изменилась?

– Да нет вроде бы… Я, признаться, долго не задерживался. Она истерику устроила, а мне это неприятно было… В общем, я постарался побыстрее ноги сделать. Я понимаю, что виноват… Но ребенка очень хочется. И не хотел я до конца жизни с Алевтиной жить! Если бы остался на острове служить, так, конечно, жил бы, а так… У меня в жизни все изменилось. Все. Полностью. Ну и…

Гена замолчал и уставился в окно на серое питерское небо.

– Алевтина Ильинична с кем-то обращалась в нашем городе? – спросил Андрей. – Какие-то подруги появились? С соседями познакомилась? С бабушками у подъезда?

Гена задумался.

– Нет, пожалуй, подруг не появилось. С соседями мы общались. С одной семьей. Но их еще моя мама знала. Мы с мужиком выпивали. Но опять же это не подруга… Так, за солью забежать. А вообще лучше сами поговорите с ними.

XVII век

Те, кто в доме знал об истинном отце и матери маленького мальчика, молчали. Даже между собой челядь ничего не обсуждала. Ведь все также знали и о суровом нраве старого боярина и его старшего сына, и все теперь слышали и о намерении младшего уйти от дел мирских. Все считали это правильным – и кто знал правду о рождении младенца, и кто не знал.

А дому нужен наследник. Здоровый, крепкий мальчик, какой и появился на свет.

Во время крестин иерей помазал крещаемого елеем, трижды погрузил в тепловатую воду, произнося: «Крещается раб Божий Алексий: во имя Отца, аминь; и Сына, аминь; и Святого духа, аминь; ныне, и присно, и вовеки веков, аминь», и надел на крещеного белую одежду и крест.

Назвали мальчика в честь настоящего отца.

Потом священник остриг детские волосики крестообразно (а мальчик родился с головкой, покрытой черными волосиками), по традиции тех лет залепил их в воск и отдал восприемнику, тот бросил их в купель.