Остров, одетый в джерси - [57]

Глубина. Глубина.

Я постепенно погружался в синюю глубину озера Виктория, а голос Боба затихал где-то наверху. Мимо меня проплыли две невиданные рыбы. У них были лица Наянго и Томи. Рыбы громко храпели, и своим храпом поднимала со дна тучи ила. Вскоре я уже не мог различить странных рыб, вокруг только муть, муть, муть.

Один лишь храп продолжает свое существование в безграничной бесплотной мути. Теперь я понимаю, что это не просто храп, а слово:

— Хур-ма-а! Хур-ма-а!

Чудовищное и странное слово. Как оно попало на дно африканского озера?

Вдруг меня накрыли какие-то сети, протащили по дну и вытянули на берег. Африканский рыбак, внешне напоминающий Боба, достал меня из невода и сказал:

— Однако точное назначение пирамид до сих пор неизвестно. Предполагают, что они служили для притяжения космической энергии.

Я открыл глаза и оглянулся на Томи.

Он спал, склонив голову на плечо Наянго.

— Томи, ты заснул что ли? — я ткнул его локтем.

— Нет, — соврал Томи, поднимая голову, — я думаю, как это пирамиды могли притягивать энергию из космоса?

— Не знаю, чего они там притягивали, но меня лично тянет в МЦОСРВ. Спать хочется.

— Спасибо, Боб, — сказал Томи. — Вы нам рассказали много интересного, но как я завтра проснусь, я не знаю. Вы уж отвезите нас домой.

Прощаясь с краеведом на гранитном крыльце родного Ле Ное, мы жали Бобу руку, приглашали приезжать в Африку и в Россию.

— Обязательно приезжайте, — советовал я. — Ростовские звоны послушаете. Матрешек купите. Хохлому.

Боб пообещал приехать ко всем в будущем августе, сел в машину и улетел.

— Вот сейчас мой мозг не может ответить на один вопрос, как брат Боб приедет в будущем августе сразу к нам троим? И никакая книга тут не поможет.

Усталые мы открыли дверь и вошли в дом.

21

Отработав неделю на кухне «Мелких млекопитающих», я перешел на кухню «Млекопитающих крупных». Но это только так говорится — «перешел». На самом деле я остался в том же помещении, потому что кухня у обоих секций была одна и та же.

Тем не менее, этот переход сильно поднял меня в собственных глазах, ведь, если человек переходит от чего-то мелкого к более крупному, значит он достиг многого.

«Крупными» этих млекопитающих служители называли только между собой. Официально они назывались диким с первого взгляда словом «внешние». Думали ли вы, что лошадь Пржевальского — внешнее животное? Так вот теперь знайте.

«Внешними» они были, потому что большую часть года проводили на открытом воздухе, вне помещения. Удивительно, что при этом в зоопарке не было секции «Внутренних млекопитающих».

На новом месте я поступил под начало Карен-американки. Карен-американка каждое рабочее утро начинала с песни «Америка, Америка», которая, как известно, является гимном Соединенных Штатов. Эта работница ходила в камуфляжного цвета жилетке и военной обуви. Зимой местонахождение Карен легко было отыскать по следам крупных полуботинок. На каждом из них явственно отпечатывалось: «Военно-морские силы США».

Студентов она называла не «студентами», а «рядовыми».

Стоя утром рядом с Карен, которая пела «Америка, Америка», я чувствовал себя неловко и опять не знал, что делать. Петь «Америка, Америка» было глупо, я же — не американец. Молчать было неудобно. Тихо-тихо, чтобы никто не разобрал слов, я пел «Широка страна моя родная».

Карен работала в таких темпах, каких нормальному человеку не достичь никогда в жизни. Пока я рубил один пучок салата, она успевала покрошить десять.

— Разделим работу пополам, рядовой Стас, — говорила Карен, — ты помой килограмм морковки, а я — остальные пять.

— Разве один килограмм, это половина?

— Ты же все равно не успеешь. Потому что — новобранец.

Я мыл, пытаясь успеть. Хватался за новую картошку, не домыв старой. Но успевать все-таки не получалось. При этом картошка Карен блестела как слитки бронзы. А мой килограмм был похож на только что вырытый из земли.

Недоделок Карен не любила. Увидев недоделку, она говорила:

— Ну-ка, упал-отжался!

Нагрузив вымытой картошкой ведра, мы отправлялись на кормление.

Я с трудом нес одно ведро, а Карен без труда — два.

— Рядовой, помни, в любую секунду может случиться внезапное нападение, — толковала она по пути.

— Я постараюсь не забыть, — врал я.

— Каждый момент ты должен быть готов к тому, чтобы спасти мир!

— Буду. Буду спасать.

Мне рассказывали, что Карен приехала на остров таким же студентом, как и мы.

Прослушав лекции об исчезающих видах, она подошла к директору зоопарка Джереми Маллинсону и сказала:

— Мы должны спасти мир, генерал.

— Так мы только этим и занимаемся! — развел руками Джереми. — Спасаем с утра до вечера.

— Неважно, извините, спасаете, если виды исчезают. Возьмите меня на службу. Личным примером я покажу, как нужно спасать. Жизнь положу.

— Зачем же сразу «жизнь». Жизнь не надо, а вот личный пример — дело важное.

И верно, если б все так работали, как Карен, мир бы, конечно, давно был спасен. Однако меня бы в этом мире уже бы не было. Я бы умер от перенапряжения. Сгорел бы как свечка.

Государственной комиссии, ежегодно проверяющей зоопарк, непременно показывали клетки, которые обслуживала Карен.

— Как вы добиваетесь таких невероятных успехов обслуживания? — удивлялась комиссия. — Поделились бы секретом.