Остров обреченных - [99]

17

В роще, зеленеющей слева от них, послышалось какое-то движение. Рой, очевидно, не расслышал его, но Маргрет тотчас же отпустила талию мужчины и потянулась к лежавшей на валуне аркебузе. По просвету между зарослями уходил в сторону озера какой-то зверек, возможно, белка или песец. Однако сейчас Маргрет было не до охоты. Впрочем, она все же вышла на «тропу охотника», но это было истинно женская охота, добычей в которой должен был стать очень хитрый и коварный зверь – мужчина.

«А ведь зря ты сердилась тогда на Бастианну. Кажется, она была права», – вновь обняв Роя за талию, она игриво потерлась подбородком о его плечо, коснулась губами мочки уха, по-детски похныкала…

– Рой, – наконец молвила она, – ты помнишь, что мы уже третий день не были вместе?

– Мы все время вместе, – ответил мужчина, хотя прекрасно понимал, что именно она имеет в виду.

– Уже три дня, как мы не спали, как ты не брал меня, – едва слышно, подавляя в себе стыдливость, напомнила Маргрет шепотом, на ушко, словно кто-то мог услышать их.

– Приболел немного, устал… Но ведь это не страшно: мы еще будем с тобой очень много раз…

Маргрет улыбнулась, хмыкнула что-то в ответ и, сняв с него жилет, устлала им покатый, отшлифованный ливнями и ветрами бок валуна. И, снимая брюки, ложилась так, что ноги ее оказывались в каких-нибудь двух шагах от обрыва.

Улегшись на жилет и брюки, она подставила свое оголенное тело взошедшему солнцу и, по-кошачьи изгибаясь, томно закрыла глаза.

– Вернись из своего плаванья, Рой, – напомнила о себе мужчине, сонливо потягиваясь. – Я – твоя, мой искуситель, и безумно хочу тебя.

Никакой острой необходимости в том чтобы прямо здесь, немедленно сблизиться с Роем, она не ощущала. Плоть ее хотя и была слегка возбуждена, но не настолько, чтобы Маргрет не могла справиться с ней. Она понимала, что это каприз, прихоть; что было бы лучше, если бы они предались своим любовным забавам уже там, в «форте», или в «замке», но ей упрямо хотелось, чтобы эта прихоть была удовлетворена прямо сейчас, здесь; тогда и где этого захотелось ей, а не мужчине.

И Маргрет добилась своего: Рой отложил меч, снял с валуна арбалет, прилег рядом с ней, провел ладонью по лицу, подбородку; пальцы его застряли где-то на груди и долго не могли выпутаться из ее манящей упругости, чтобы коснуться бедра.

Ей хотелось чего-то более интимного и изысканного, нежели то, что мужчина обычно, безо всякого азарта, проделывал с ней и что намерен был проделать сейчас; ей хотелось какой-то изысканной ласки, и чтобы длилась она как можно дольше.

Никакого особого опыта обращения с мужчинами у нее не было, к тому же она всегда стеснялась расспрашивать «о чем-то таком» у Бастианны, однако интуитивно все же чувствовала, что в этих их «одноразовых» игрищах пора что-то менять; что в них обычно было много силы, пота и стремления как можно скорее вырваться из плена половой страсти, как можно поскорее погасить ее; и почти совсем не было ласки. Но и на сей раз, полумуж ее зажигался, не возгораясь ни любовью, ни страстью, и брал ее, как свою, давно потерявшую пыл и азарт жену, которую берут уже не из страсти, а из естественной необходимости или – что еще более грустно – из чувства супружеского долга.

– Тебе хорошо, Маргрет? – все же спросил он, когда оба они почти достигли экстаза.

– Разве «это» может быть плохо? Разве такая радость – божья и плотская – может восприниматься как что-то совершенно безразличное тебе?

– Не знаю, – неожиданно резко прервал д’Альби ее философствование. – Возможно, и бывает. В конце концов, все становится обыденным, все надоедает.

– Неправда, Рой, это прекрасная страсть.

– И ты хотела бы предаваться ей как можно чаще… – констатировал он.

– Мне нравится предаваться ей, Рой. Всякий раз, когда меня одолевает страсть, и я до сумасшествия возжелаю мужчину, я говорю себе: «Лучший способ избавиться от этой «страсти по мужчине» – так это предаться ей, как можно скорее – предаться». Не знаю, возможно, это рассуждение больше к лицу бордельной шлюхе, нежели герцогине из рода Робервалей. Но такова наша жизнь и таков мой жизненный крест. Когда я хочу тебя, то я тебя хочу, Рой. И нет силы, способной оторвать меня от тебя, нет силы, способной вырвать из этой страсти, отвлечь от нее.

– На самом деле, это зов инстинкта продолжения рода. Так говорят наши натуралисты, – завершил шевалье уже тогда, когда Маргрет во второй раз ощутила извержение его семени. Она всегда старалась уловить этот момент, «подсмотреть» его, прочувствовать. Проникнуться им, как великой тайной сотворения жизни.

Мужчина уже пришел в себя, а Маргрет все еще лежала, каждой клеточкой своего тела ощущая жизненную прохладу замшелого камня, прохладу овевающего ее ноги океана; внутреннее спокойствие и умиротворение.

Поддавшись озорству, она, все еще не одевшись, босиком поднялась на камень, вновь томно потянулась и позвала:

– Рой!

Уставившийся было на вершину Канадского мыса, шевалье оглянулся и, увидев ее, совершенно оголенную, на вершине валуна, рассмеялся. Она напоминала собой статую богини, появившуюся под резцом талантливого римского скульптора.