Остров обреченных - [138]

Сойдя с «эшафота», Маргрет обошла амфитеатр по кругу, углубилась в одну из расщелин и оказалась на другой площадке, чуть поменьше. Ей казалось, что извилистая тропинка приведет ее к спуску, которым можно добраться до бухты, не возвращаясь на серпантинную дорогу. Но, убедившись, что впереди – тупик, решила вернуться. Прошла какими-то каменистыми россыпями и вновь наткнулась на тупик. После четвертой или пятой попытки Маргрет наконец-то вновь оказалась в амфитеатре, но поняла, что здесь господствует блуд. Она хорошо помнила, что неподалеку от их замка было такое же «гиблое» место, где в густом тумане или в пургу блудило множество путников, всякий раз попадая на лежащее в двух верстах от этого участка лесной дороги старинное кладбище. Не зря об этих местах ходили самые жуткие легенды. Так вот, нечто похожее ожидало ее и здесь.

Выход из амфитеатра она нашла, однако спускаться тропой, которая во многих местах выводила на обрыв, не решилась. Подыскав себе небольшую пещерку, она забралась туда, затаилась и решила дождаться утра. Потом она вспоминала эту ночь, как одну из самых невероятных и кошмарных. Пока смотрела на вход своей пещерки, приготовив арбалет и оголенный меч, все, вроде бы, шло нормально, но как только она начинала засыпать, сразу же являлись какие-то видения, откуда-то начинали доноситься голоса, рыдания; какой-то дикий, эхом отражавшийся в окрестных скалах, хохот. А то вдруг на «эшафоте» появлялась как бы освещенная лунным сиянием (хотя луны не было) фигура огромного человека, в черном балахоне, похожем на сутану монаха. Когда же она исчезала, Маргрет явственно видела, как из колодца в небо уходил столб мерцающего сияния.

Всю ночь она с ужасом ждала рассвета, всю ночь ахала, творила молитвы и проклинала себя за легкомысленность, с которой осталась здесь ночевать. И как в таком состоянии она еще и умудрилась уснуть, этого Маргрет понять не могла.

Но, очевидно, пещерка оказалась огражденным от всякой нечисти укрытием. Оно-то и спасло ее. А проснулась норд-герцогиня от рыдания совы. Совиный крик-плач был знаком ей с детства; совы всегда водились в надворных постройках, примыкающих к их родовому замку. Именно этот, с детства знакомый, крик как-то сразу же успокоил Маргрет и придал ей смелости. Норд-герцогиня выбралась из своего укрытия и, пробуя размять онемевшие ноги, увидела, что сова сидит на четырехгранном столбе, рядом с которым ночью уходил в поднебесье столб мерцающего сияния.

Здесь, в чаше амфитеатра, солнца еще не было видно, но где-то там, за скалами, оно уже взошло, и небеса над островом представали чистыми и прозрачными, словно в них отражалась вся голубизна и глубина океанская.

Вздрагивая при каждом шорохе, Маргрет осторожно вышла из этой страшной западни, спонтанно прошла несколько изгибов дороги, а потом вдруг не выдержала и бросилась бежать. Лишь когда на одном из изгибов, прямо перед ней, показался диск взошедшего солнца, она успокоилась, и, превозмогая страх и предрассудок, гордо вскинула подбородок.

– Ведите себя, Маргрет, – вслух напомнила себе, – как подобает герцогине де Роберваль и полноправной владычице сего острова.

* * *

До шлюпки Маргрет дошла, как до почти невероятного, немыслимого спасения. Норд-герцогиня почему-то больше всего боялась, что ее не окажется на месте, и тогда уж она вряд ли когда-нибудь сумеет выбраться из этого проклятого места.

Подняв парус, Маргрет подалась к оконечности Северного мыса, но, вместо того чтобы сразу же обогнуть его, ушла на добрых полмили в океан. То, что она увидела оттуда, поразило ее – на добрых две мили в длину и почти на милю в ширину мыса сверкал базальтовой чернотой… высокий, огромный «замок»! Полуразрушенный, со скалами-башнями, с извилистой зубчатой стеной и шпилями каких-то внутрикрепостных строений, он и впрямь напоминал обычный европейский замок – огромный, черный, сумеречный; от которого повевало какой-то мистической неразгаданностью. Хотя, конечно же, замок этот сотворила сама природа.

Теперь Маргрет понимала, почему с таким страхом говорил об этом острове – ссылаясь на рассказы рыбаков и аборигенов – тот матрос, который, единственный из всей команды, успел побывать в здешних краях, в Новой Франции и Канаде. Понимала, откуда берутся рассказы аборигенов. А главное, открыла для себя, что почти два года прожила в самом спокойном и просветленном уголке этого мрачного острова. И в этом всем им, островитянам, конечно, здорово повезло.

Но теперь у нее будет совершенно иное представление об этом таинственном клочке суши – его истории и его «дикости».

Дойдя до Канадского мыса, герцогиня опять увидела стадо китов. Ей показалось, что это было то же самое, которое она видела вчера у Близнецов. Во всяком случае, вожаку, уверенно уводившему своих сородичей на юг, она обрадовалась, как старому знакомому.

– Эй, кит! – прокричала она, пытаясь развеять гнетущие воспоминания ночи. – Плыви к фиорду! Вот увидишь, мы с тобой подружимся!

40

Приближение осени она определила по стае молодых гусей. Как и в прошлом году, старый вожак подвел своих питомцев к грани, пролегающей между островом и океаном, а потом увлекал за собой, все расширяя круги, и постепенно смещая стаю все дальше и дальше в океан.