Остров обреченных - [103]

– Я здесь, Маргрет! – обхватил он руками ее руки. – Я здесь, и шлюпка спасена. Но теперь нам нужно выбраться отсюда. – При этих словах он застонал и схватился рукой за бок, но стон его потонул в грохоте волн и ударе грома.

Словно придя в себя, Маргрет наконец поняла, что произошло нечто важное, и что Рой сумел совершить то, что казалось невозможным. Но, вместо того, чтобы подбодрить его и помочь принять решение, она, все еще сидя на лежанке, уткнулась ему в грудь и истерично зарыдала.

Рой понимал, что это обычная истерика, и что женщине нужно дать возможность выплакаться. Вот только времени для слез и прочих эмоций уже не оставалось.

Прислушиваясь к стону и скрежету корабельной оснастки, он гладил ее волосы, произносил какие-то слова и, вообще, как мог, старался успокоить ее, хотя понимал, что медлить нельзя, ибо наступают последние минуты жизни «Бригитты», ее агония. При очередном шквале ветра, когда бак судна опять приподняло на волне и швырнуло в сторону берега, оба островитянина свалились на лежанку, и сверху, через новый пролом в потолке, на них хлынули потоки дождя.

Выйдя из каюты, Рой увидел, что вторую мачту, все еще удерживающуюся у судна благодаря нескольким канатам, перебросило так, что она легла вдоль остатков корпуса. Мгновенно выхватив нож, Рой сумел отрезать метров пять каната. Затем, с трудом передвигаясь по палубе, вновь перебрался за каюту и обвязал одним концом выступавшую из разломленного угла балку. Маргрет он выводил из каюты почти силой, уже на ходу объясняя, как вести себя и что делать. Убеждать или заставлять ее просто не было времени.

Намотав на левую руку конец каната, д’Альби прыгнул в прорвавшуюся между мысом и бортом судна, и ими же пригашенную волну, и она тут же понесла его к берегу.

Прежде чем отпустить канат, Рой заметил, что на прибрежный холмик волна выкатила обломок неширокого бруса. И его осенило. Он вспомнил, как в детстве, в имении дяди, его двоюродные братья обвязывали свисающими с дерева веревками такой же кусок деревяшки и устраивали качели. Как можно прочнее обвязав брус, он, пересиливая грохот волн, крикнул Маргрет, чтобы она тянула канат и прыгала.

Волна накатывалась за волной, но покинуть остатки палубы Маргрет все не решалась и не решалась. И лишь когда, совершенно охрипший от крика, Рой в отчаянии вновь начал входить в океан, женщина увидела его при вспышке луны и поняла, что дальше тянуть с прыжком нельзя. Обхватив руками брус, она что-то прокричала и бросилась в воду.

Весь остаток вечера и всю бесконечно долгую грозовую ночь они провели под кроной старой ели у прибрежного валуна, хоть как-то прикрывавшего их от морского ветра. О том, чтобы попытаться развесит при этом потопе огонь, – не могло быть и речи. Кое-как выкрутив одежду, они укутались в такие же промокшие козлиную шкуру и кожаную куртку капитана «Бригитты» и молили Бога, чтобы поскорее взошло солнце.

Под утро они задремали, а когда проснулись, увидели, что солнца нет и что день обещает быть холодным и хмурым. Ливень прекратился, но дождь все еще моросил, и океан по-прежнему немилосердно штормило.

Дрожа всем телом, островитяне взошли на прибрежный холм и замерли: там, где еще вчера чернели очертания корабельного остова, взлетало на прибрежных волнах несколько жалких обломков. Основную же массу разломанного корпуса унесло за ближайший риф.

– Не будем проклинать океан, – по-монашески упредила вспышку отчаяния Маргрет. – Поблагодарим его за ту щедроту, которой он нас одарил.

– Конец этого благодарения должен прозвучать заповедью: «Одаривая, не погуби!»

Решаться на дальнейшее плавание они пока что не могли. Сколько продлятся этот шторм и дождь, предсказать было трудно. Поэтому у них оставался только один выход: собрать «пожитки», которые они способны унести, и двигаться в сторону фиорда, в сторону «форта».

Разрезав моток парусины на две части, Рой свернул их, обвязал канатами и, оставив лямки, превратил их в два ранца.

Поняв его замысел, Маргрет не могла не восхититься его находчивостью, и вдвоем они начали заворачивать в эти ранцы или привязывать к ним все то, что способны были унести: мотки ниток, козью шкуру, молоток, плотницкий кожаный мешочек с гвоздями, пилу. Однако часть парусины, котел, бухту каната и несколько прочих предметов, они решили оставить в шлюпке, которую еще надежнее укрепили каменной дамбой. Оставляли они и корзину Бастианны, ибо руки должны быть свободными для оружия.

Когда «ранцы» были окончательно готовы, Рой предложил собрать и оттащить подальше от кромки океана те брусья и обломки досок, которые еще можно был выловить или найти на берегу.

– Постой, – остановила его Маргрет уже на склоне. – Ты все время держишься за бок, морщишься, а во сне стонал. Что там у тебя?

– Пока не знаю, но боль адская.

– Кто-то из нас гордился, что был лучшим студентом-медикусом. Не знаешь, кто этот хвастун?

– Догадываюсь.

– Тогда заставь его проявить свои знания, хотя бы при лечении самого себя.

Вернувшись под ельник, где несмотря на ливень слой хвои оставался более-менее сухим, Маргрет усадила его и помогла раздеться. Увидев рваную рану, легшую от подреберья почти до правого соска на его груди, норд-герцогиня испуганно охнула. Она понимала, что там должна быть рана, но то, что она увидела, вместе с пятнами засохшей крови на рубашке…