Остров на птичьей улице - [40]

Но я уже понял, что она согласна.

— Не увидит. Ботинки всегда стоят. Их чистит мама?

— Нет, я сама.

Она согласилась. Я объяснил ей, что она вроде бы моя сестра.

— Но все ребята знают.

Я пожал плечами. Кого это интересует.

Мы сидели, а горбатый парень сверлил дырки. Это немного щекотало пятку. Потом он забил гвозди. Он крепко держал наши ноги под коленом, как будто подковывал лошадь. Я испугался, что гвоздь пройдет глубже, чем надо, но он засмеялся. Показал мне, что гвозди маленькие. Он их держал во рту и вынимал по одному. Как будто обтягивал мебель. Это всегда производило на меня большое впечатление. Что-то вроде фокусника, глотающего огонь.

Я должен был заплатить деньги вперед. Заплатил. Заранее отложил немного денег в другой карман, чтобы не увидели пачку, которую дал мне Хенрик. Жаль, надо было спрятать деньги там, где я держал пистолет. Пистолет я не взял, потому что в прошлый раз он мешал мне играть. Я должен был все время следить, чтобы дети не заметили его и чтобы он не упал во время игры.

Это был самый счастливый день в моей жизни. По крайней мере, с тех пор, как я жил один. Вернее, не день, а только вторая половина дня. Сначала я завязал шнурки на ботинках Стаси, а потом прикрутил к ним коньки. Сделал это крепко, как надо. Потом она взяла меня под руку, и я потихоньку вывел ее на лед. Дал ей кресло. И медленно скользил рядом. Только когда пришли Владек и другие ребята, я ненадолго оставил ее, потому что мы устроили соревнование. Я хоть и не катался прошлой зимой, но у меня все здорово получалось. Я даже проехался на одной ноге. Ребята были поражены.

— Почему ты не приходил в парк всю неделю?

— Мама была больна.

— Приходи ко мне, — сказал Владек. — У меня много игрушек. Папа принес их от евреев.

— Ладно.

— Я тоже к тебе приду.

— Хорошо.

Что бы он сказал, если бы я привел его в мой «дом»? Испугался бы даже войти. А может, и нет. Он производил впечатление храброго парня. Мне было ясно, что наша дружба не будет долгой. Рано или поздно что-нибудь произойдет, и я больше не смогу приходить сюда. Или поляки займут дома на моей улице, или что-нибудь другое. Я только не подозревал, что это случится так быстро.

Они не смеялись надо мной из-за Стаси. Правда, вначале обменивались улыбками. Но я тоже улыбался. И они оставили нас в покое. Только раз я слышал, как один из них сказал:

— Прямо как жених и невеста.

Может, и вправду поженимся после войны. Кто знает.

Стася была очень способная. Через некоторое время она оставила кресло и дала мне руку. И сразу же упала. Я не мог удержаться от смеха. Она тоже смеялась. И снова упала. Чуть не повалила и меня. Тогда я протянул ей обе руки и повел ее за собой. Так было лучше. И тут она снова упала, и я вместе с ней.

Мы пробыли на катке два часа, а потом Стася сказала, что ей надо домой. Она объяснила, что мама и вправду не разрешала ей гулять всю неделю. Она очень сердилась на нее в прошлый раз и волновалась. Была права.

Я проводил ее домой. Дорогой мы хохотали. Над любой мелочью. Пока я не увидел, что за нами идет Янек.

— Янек идет за нами, — прошептал я ей.

Она перестала смеяться.

— Мне нужно скрыться, пока он не пристал ко мне, — сказал я.

Мы попрощались. Она пошла вперед, а я повернул в свою сторону. Прошел мимо Янека, словно не видел его. Не спеша. Только через некоторое время обернулся и увидел, что он идет за мной. Хорошо, что я успел дать ей половину бинокля еще до того, как мы вышли из парка. Я остановился. Он подошел ко мне.

— Ты что здесь, новый?

— Какое тебе дело?

— Это меня касается.

— Улица не твоя.

— Это мы увидим, — сказал он и нагло улыбнулся.

Я пожал плечами и продолжал свой путь. Что делать, если он набросится на меня? Я решил вернуться в парк. Но было поздно, и мои приятели разошлись по домам.

— Ты что ко мне пристал?

— Я хочу знать, где ты живешь, жид.

— Сам ты жид. Идем, и мой брат-полицейский покажет тебе кое-что.

Теперь я уже точно знал, что делать. Я войду в первые же ворота, где никого не будет, как будто это мой дом, и, если он войдет за мной, ударю его изо всех сил по физиономии и в живот, в то самое место, которое папа называл солнечным сплетением. Иначе я от него не избавлюсь. Может, это не так уж благородно — нападать без предупреждения. И не лицом к лицу. Но это то же самое, что и проявлять рыцарское благородство по отношению к немцам. И к тому же, тогда он больше не будет приставать к Стасе и оставит ее в покое.

Впрочем, папа учил меня делать наоборот. Сначала удар в живот. Противник сгибается, и тут ты бьешь его по физиономии.

После этого случая у меня неделю болели пальцы. Он согнулся и упал. Я удрал со скоростью звука. Но успел заметить, что у него из носа пошла кровь. Мне стало ясно, что это был мой последний визит на польскую улицу. Или, может, он сам теперь исчезнет с горизонта. Но и тогда я не осмелюсь там появиться. Он, конечно, расскажет всем о «новичке», и меня будет кому поджидать.

Хозяин продуктовой лавки, например, мне никогда не нравился.

Сначала я шел медленно. Слышал крики. Потом перешел на другую сторону улицы и побежал. Не слишком быстро, а так, как бегают, когда хорошее настроение.