Остров Инобыль - [14]

— Я вам завидую, друзья… — вздыхал тот. — В наше время-а … — и качал головой, сокрушаясь.

— А кто я, по-вашему? К какому типу психопатов я отношусь? Ведь для вас все люди — психопаты?

— Вы идеальный тип, Антон Николаевич.

— Психопата?

— И человека… Где ваша-то «вольва»?

— Да сын в Рязань укатил к какой-то подружке… Женить бы его… А он: на ком, пап, жениться? На этих проститутках?

— Слабо, слабо-о им против нас, — сказал Федор Федорович.

— Слабо, — согласился Антон Николаевич.

18

Как уже говорилось выше, дом Чугуновского стоял почти на самой вершине холма.

Из окон этого дома Антон Николаевич осмотрел в бинокль владения дикого барина Крутого. Антон Николаевич успел разузнать, что Крутой оказался «законтаченным» на зоне. То есть он был некогда одним из самых злобствующих «положенцев». А один из доведенных до крайности лагерных «петухов» однажды бросился к нему на шею, крепко обвил руками и поцеловал в губы — «законтачил». Тогда и простился Крутой с уголовной карьерой, хоть и расправился с мальчишкой особо жестоко.

— Ровно в двадцать один час, — приглушенно сказал налоговый инспектор Андрей Прокопыч, — его садовник, шофер и телохранитель Максим поведет гулять двух бассетов… Без намордников, заметьте!

— Пробегусь по поселку, пока светло, — сказал Сувернев, глядя на часы. Было без четверти девять. Агент Колотеев уже перебирал в задумчивости телевизионные каналы, как усталая дева перебирает жгутики косы.

— Меня звали на завтра картошку окучивать… Имейте ввиду….

Федор Федорович с инспектором говорили о преимуществах чистого медицинского спирта перед всеми его производными.

Навестив спящего в обнимку с трубкой радиотелефона своего друга, Сувернев объявил всем:

— Ночуем здесь…

Затем испачкал свои туфли и руки соком сырого мяса, которое размораживалось в кухонной раковине, навернул на ствол пистолета глушитель, удобно приладил его в наплечной расстегнутой кобуре и пошел на Царапина-стрит.

А доктор Федор Федорович и налоговый инспектор Андрей Прокопыч разговорились о тонких материях сна. Началось с того, что доктор задал вопрос о том, долго ли спит Чугуновский и как спит. Инспектор отвечал, что тот спит, как в летаргии. Как медведь или муравей.

— Он говорил, что уходит в какой-то черный мир… — рассказывал инспектор. — Я ему сказал, что пить меньше надо. И таблетками не закусывать тоже. Таблетками-то этими! Тогда и летаргии не будет…

— Нет! — как будто ставая точку на долгом внутреннем разговоре с собою самим, сказал доктор. — Нет, в летаргии человек не видит снов. Это подобно смерти. Мнимая смерть. Иногда и хоронят даже. Я привез компьютер, сделаем анализ крови… Думаю, ничего страшного, какие-нибудь экстракты опия, индийской конопли…

— Бр-р!

— Судя по тем снам, пересказ которых я услышал от вас, пока ничего угрожающего жизни Валерия Игнатьевича нет. В общем, у меня есть предположение, что кто-то хочет вызвать у нашего подопечного состояние, подобное галлюцинаторному…

— Вроде белая горячка?

— Вроде того… И тут возможны варианты…

— Я ему говорил: она тебя травит!

— Ну, это уже не наше дело, а дело следственных органов… — доктор увлекся и продолжил о своем деле, усаживаясь удобнее в кресле с чашкой остывающего чая. — Понимаете ли, ведь не только у больных, но и у психически здоровых людей псевдогаллюцинации имеют характер стойкости и непрерывности! При обыкновенных чувственных представлениях образы все же туманны, аморфны, расплывчаты, как миражи. Они находятся как бы внутри черепа, а не проецируются вовне. В случае же с псевдогаллюцинациями — тут, коллега, пас! Тут имеет место быть чувственная законченность! Вы понимаете, о чем я говорю? Второе. Если зрительные фантазии вы можете вызвать сами и сам же их изгнать из пределов сознательного, то псевдогаллюцинации возникают спонтанно, то есть самопроизвольно, а избавиться от них усилием воли невозможно… Вы говорите, нашего клиента все время расстреливают или вешают эти химеры?

— Да-а! — проникся соучастием в столь тонком научном разговоре инспектор. Черные брови его, как две озабоченные гусеницы, то сползались к перекрестку переносицы, то удалялись от нее, выдавая работу мысли. — И что вы думаете по этому поводу, доктор?

— Вы, разумеется, понимаете, Ватсон, что лишь при paranoia acuta et subacuta возникает логическая связь между псевдогаллюцинациями. Нашего доброго хозяина, как я понимаю, расстреливают всегда разные люди, и это значит, что его сны — пока всего лишь следствие какой-то латентной тревоги. Какого-то подавленного сознанием стресса…

— Федор Федорович, дорогой мой старина! Какой еще стресс! Какой еще пассаж! Можно ли жениться в пятьдесят с лишним лет! И на ком?.. На свиристелке с дырочкой! Ведь вы подумайте!.. — опять было вернулся к основной своей теме инспектор, но доктор выставил перед собой растопыренную пятерню, протестуя и защищаясь.

Он говорил:

— Вижу! Я вижу, что вам искренне жаль нашего страдальца! Но оставьте ему право ошибиться, как Господь Бог оставил его всем нам… Ведь он счастлив, не так ли? Оставьте же каждому его заблуждения. Зачем человеку смертному знать какую-то истинную правду о себе? Не будем отнимать у человека его иллюзий. Итак, что еще можно отметить при анализе той скудной информации, которой располагает наша медицинская комиссия? Остановимся пока на том, что галлюцинаторной навязчивости в снах нашего больного пока нет…