Остров Голосов - [6]

Хотя Кеоле и не удалось добиться уничтожения деревьев, но все-таки он чувствовал себя довольным, присматривался ко всему, что происходит вокруг, и жил в свое удовольствие. К жене, между прочим, он относился добрее всех, и она сильно полюбила его.

Как-то раз он пришел в хижину и застал ее в слезах.

— Что с тобой? — спросил Кеола.

— Ничего, — ответила она.

Однако в ту же ночь разбудила его. Лампа горела слабо, но он заметил, что лицо у нее крайне удрученное.

— Кеола, — сказала она, — придвинься ко мне ближе, чтобы я могла шепнуть тебе, потому что никто не должен нас слышать. За два дня до начала приготовления лодок ступай на берег и спрячься в кусты. Мы с тобой выберем место заранее и запасем там пищу, а я каждую ночь буду приходить туда и петь. Когда наступит ночь и ты меня не услышишь, значит, мы совсем уехали с острова и тебе можно спокойно выходить.

У Кеолы душа замерла.

— Что это значит? — спросил он. — Я с дьяволами жить не могу. Я не желаю оставаться на этом острове. Мне до смерти хочется бросить его.

— Живым ты его не оставишь, мой бедный Кеола! — сказала жена. — Мои соотечественники, по правде сказать, людоеды, хотя держат это в секрете. Убить тебя до отъезда они хотят потому, что на наш остров заходят корабли, и Донат Камиран приходит и рассказывает про французов, и в доме с верандами живет бледнолицый торговец, и законоучитель есть… Ах, какое это действительно чудесное место! У торговца есть полные бочонки муки; а раз в лагуну зашло французское военное судно, так каждому дали вина и сухарей… Бедный Кеола, как бы мне хотелось увезти тебя туда, потому что и любовь-то моя к тебе велика, и место-то самое лучшее в морях, кроме Папаете.

И вот Кеола стал самым испуганным человеком в четырех океанах. Он слышал о людоедах южных островов, и всегда разговоры о них пугали его. И вот они стучат в его дверь! От путешественников он слышал об их обычаях, о том, что если они замышляют съесть человека, то ласкают и балуют его, как мать своего любимого ребенка. Он видел, что так было и с ним. Потому-то ему построили дом, развлекали, кормили его и от работы освободили. Потому-то старики и вожди и беседовали с ним, как с важной особой. Он лежал на кровати и ругал свою судьбу, а кровь стыла в его жилах.

На следующий день островитяне были с ним любезны как всегда. Они были говоруны и краснобаи, сочиняли прекрасные стихи, а за обедом острили так, что миссионер, наверное, умер бы со смеху. Кеола не обращал внимания на их утонченные манеры; он видел их сверкавшие белые зубы, и сердце его возмущалось при виде этого. Когда они кончили есть, он ушел в лес и долго лежал в кустах как мертвый.

На другой день было то же самое, потом пришла за ним жена.

— Если ты не будешь есть, Кеола, то, скажу тебе откровенно, тебя завтра же убьют и изжарят. Некоторые вожди уже ворчат: думают, что ты заболел и начал худеть, — сказала она.

Тут Кеола вскочил. В нем вспыхнул гнев.

— Мне теперь все равно! — сказал он. — Я между дьяволом и глубоким морем. Если уж я должен умереть, то дай мне умереть как можно скорее! Если уж я обязательно должен быть съеденным, так пусть лучше меня съедят дьяволы, чем люди! Прощай! — И он оставил ее и направился к морскому берегу.

Берег был совершенно пуст под зноем солнца. На нем не было ни души, но вокруг кто-то ходил. Кеола слышал голоса, шепот и видел вспыхивающие и потухающие огни. Тут говорили на всех земных языках: по-французски, по-немецки, по-русски, по-тамильски, по-китайски. В какой бы стране ни было известно колдовство, отовсюду собрались по нескольку человек, и все что-то шептали Кеоле. Берег был похож на шумную ярмарку, хотя ни одного человека не было видно. Он шел и видел, как исчезали перед ним раковины, но не видел людей, подбиравших их. Дьявол, и тот наверняка испугался бы, оставшись один в такой компании; но Кеола уже переборол страх и спокойно шел на смерть. На вспыхивающие огни он накидывался, как бык. Всюду раздавались бестелесные голоса, невидимые руки сыпали на огонь песок, и все исчезали с берега раньше, чем он успевал добраться до них.

«Ясно, что Каламака здесь нет, иначе я давно был бы убит», — думал он.

Кеола устал и сел у края леса, опершись подбородком на руки. Работа продолжалась на его глазах. Берег жужжал голосами, огни поднимались и опускались, раковины исчезали и вновь появлялись даже в то время, когда он смотрел на них.

«Тот день, когда я был здесь с колдуном, ничто в сравнении с этим», — подумал он.

Голова у него закружилась при мысли о миллионах долларов и всех этих сотнях лиц, собирающих на берегу деньги и улетающих быстрее и выше орлов.

«Подумать только, как они меня дурачили болтовней о монетных дворах, — рассуждал он про себя. — Говорили, что деньги делаются там, когда ясно, что все новые монеты в мире собираются на этих песках! Впредь буду умнее».

Наконец неизвестно как и когда Кеола заснул и забыл и остров, и все свои скорби.

На другой день рано утром его разбудил какой-то шум. Он проснулся в ужасе, думая, что дикари накрыли его, но этого не было. Только на берегу перед ним шумели бестелесные голоса, точно все они неслись куда-то мимо него вверх по берегу.