Остров флотской чести - [5]

Строй из полусотни темнокожих парней самого разного возраста выглядел молчаливо и внушительно. Пятнистый коричневато-зеленый камуфляж, берцы, черные береты. После команды сержанта из местных коммандос стали по стойке «смирно» и, как обычно на утреннем разводе, поприветствовали командира, начальника и инструктора в лице подполковника Орехова. Сергей молча прошелся вдоль строя, не без грустинки в глазах всматриваясь в лица теперь уже не подвластных ему курсантов, с которыми он пролил не один литр пота на занятиях и учениях. Каждый из курсантов, вопреки обычному воинскому правилу «есть глазами начальство», взгляд перед подполковником опускал – Орехов давно уже знал, что у местных это считается знаком уважения. Пройдя вдоль строя, подполковник вернулся к Дрогову и негромко произнес:

– Ну что, товарищи бойцы, повезло вам – уезжаю я. Теперь вам, наверное, нового инструктора пришлют – может быть, он помягче с вами обходиться будет. Хотя я так вам скажу: лучше здесь, в учебном центре, сто ведер пота пролить, чем потом где-то литр-другой крови. Учитесь, ребятки, хорошенько, а то война двоек ставить не умеет – ее отметка чаще всего в виде креста на могилке, – тут Орехов слегка смешался, припомнив, что перед ним стоят не только христиане, по странному капризу истории составлявшие большинство эфиопов, но и мусульмане. – В общем, удачи вам всем, ребята, и прощайте. Как говорят у нас, в России, не поминайте лихом.

Говорить больше было не о чем, и подполковник просто поднес ладонь к козырьку кепи, или, как говорят гражданские, «отдал честь» – хотя этот международный жест на самом деле именуется «воинским приветствием».

На какое-то время на плацу воцарилась тишина, а затем в строю произошло некое шевеление и к подполковнику подошел один из бойцов. Не говоря ни слова, парень протянул Орехову длинный нож в ножнах темной кожи. Нож Сергей узнал сразу – этой замечательной работой каких-то местных умельцев он любовался не раз и даже слегка завидовал его владельцу. Что рукоятка, что длинный, слегка отливавший синевой клинок, что ножны из толстой кожи, в которых нож прятался почти целиком, – все было настоящим произведением искусства. Орехов по достоинству оценил дорогой подарок и, быстро сдернув с запястья браслет недешевых часов, немного сконфуженно протянул бойцу.

– Спасибо, парень! А это тебе – на память… Ну, все-все – становись в строй.

Подполковник еще раз окинул всех, теперь уже бывших, своих учеников, снова вскинул ладонь к козырьку и через мгновение молча направился к ожидавшему в стороне запыленному «уазику».

Спустя полчаса Орехов на старенькой вертушке летел в сторону Аддис-Абебы и с высоты птичьего полета любовался красотами Эфиопии – хотя, собственно, смотреть было и не на что, да и «любовался» – пожалуй, неточно и слишком громко для нескольких лениво-рассеянных взглядов, брошенных в иллюминатор. Внизу проплывала однообразная красно-коричневая унылость пыльных гор, местами перемежавшаяся желтоватыми участками степей или зелеными островками кустарников и лесов. Пару раз удалось увидеть стада каких-то антилоп, да промелькнули нескладные силуэты забавных жирафов.

Прошло еще три часа, и, поднимаясь по трапу на борт огромного «Боинга» в столичном аэропорту, подполковник, небрежно глянув через плечо, мысленно сказал Африке «прощай!» – на этот раз, как казалось Орехову, навсегда.

3 Военная тюрьма Форт-Ливенуорт, штат Канзас, США, август 2011 года

…В который уже раз Стив убеждался, что яйцеголовые умники говорили правду, рассуждая о всяких там недобрых аурах и «сгустившейся атмосфере зла». Именно такую атмосферу Томпсон мгновенно почувствовал в первые же мгновения после того, как охранник легонько подтолкнул его в спину жесткой дубинкой, пропуская во внутренний дворик, где обычно прогуливались заключенные. Стив сразу отметил, что, против обычного, на площадке находились всего двое: огромный негр с неправдоподобно накачанными мышцами и казавшийся тщедушным мужчина среднего роста лет сорока пяти.

Видимая тщедушность могла бы, пожалуй, обмануть обычного человека, но бывший боевой пловец, прошедший отличную выучку в элитном центре спецназа, где его всерьез учили убивать человека всеми мыслимыми и немыслимыми способами, прекрасно понимал, что это не болезненная худоба, а невероятно опасная жилистость. Такая же, какой обладают матерые северные волки, умеющие загонять и убивать даже великана-лося, который без особых раздумий смело вступает в схватку с медведем гризли…

Негра Томпсон знал плохо – видел несколько раз на прогулках да в столовой. Возможно, и в спортивном зале, где эта туша потела и пыхтела, тягая железо и истязая тренажеры. А вот о жилистом, пожалуй, знал каждый, кто сидел в Форт-Ливенуорте: этот немногословный мужик, по слухам, служил где-то там в «зеленых беретах» или в чем-то подобном и сел вроде бы за убийство – не то четверых, не то пятерых прикончил. Причем не расстрелял, а именно угробил голыми руками. Может быть, помогал себе ножом – кто знает… За что – толком никто не знал. Зато вся тюрьма знала, что бывший спецназовец по кличке Тихий Джек является кем-то вроде местного теневого короля и без его ведома не упадет ни один волос с головы любого зэка. И наоборот: если ты вызвал недовольство Тихого Джека каким-либо косяком, то можешь смело бежать в сортир и намыливать веревку…