Остров Больших Молний - [16]

Очнулся он уже за сеткой. Зобиара приподнял его за ворот одной рукой, как щенка, встряхнул и поставил на ноги.

— Молитесь своему богу, что остались живы! — процедил инженер сквозь зубы. — Кто просил вас соваться туда, где в вас меньше всего нуждаются!?

Он с такой силой стиснул руки Портера выше локтя, что кровь бросилась в лицо мнимого ученого, оно стало пурпурным.

— Идите! — сказал Зобиара, не особенно вежливо подталкивая разведчика к выходу. — И помните, что в другой раз так дешево не отделаетесь, если даже уцелеете!

Портер вылетел из лаборатории с самочувствием школяра, пойманного на проказе и жестоко высеченного.

Чашу терпения островитян переполнил еще один некрасивый эпизод. «Героем дня» на сей раз явился Рамирес. Слуга, подавая капитану какое-то мясное блюдо, нечаянно облил соусом лацкан его белого пиджака.

Взбешенный Рамирес вскочил. Портер не успел удержать капитана. В следующий миг слуга получил прямой удар в нижнюю челюсть, отлетел и хлопнулся об стену. Он с трудом поднялся, обтер окровавленные губы и, бросив на Рамиреса гневный взгляд, выбежал вон.

— Позволяете себе лишнее, капитан! — недовольно зарычал Портер. — Вы не на «Амазонке»! Поймите, нам сейчас следует держаться тише воды, ниже травы.

Перед ужином снова появился Зобиара. Он объявил путешественникам решение совета островитян:

«Обитатели Острова Больших Молний встретили поддевших крушение гостеприимно. Однако люди, которым островитяне спасли жизнь, не проявили достаточного уважения к достоинству хозяев острова. Пришельцы нарушили запрет, наложенный на отдельные объекты, позволили себе угрожать островитянам, оскорбляли их словами и даже действием.

Люди, не уважающие чужого достоинства, не уважают и чужих тайн. Само существование острова и производимые на нем работы являются тайной, разглашение которой до времени нежелательно. Поэтому принято решение: задержать пришельцев на острове.

Господа Хаутон, Бейтс и Портер будут содержаться на положении пленников до тех пор, пока это будет необходимо. Что касается капитана Рамиреса, то он, если пожелает, может принять участие в работах по текущему ремонту „Ломоносова“».

Зобиара повернулся и вышел.

— Ну-с?! — пробормотал Бейтс. Портер молча, крупными шагами мерил комнату из угла в угол.

— До тех пор, пока совет островитян сочтет необходимым! — фыркнул Хаутон. — А может быть Рао-Сагиб и его компания ищут «философский камень»[10] и мы будем торчать в этой дыре до самой смерти?

— Я предупреждал вас! — бросил Портер.

— А вы-то сами хороши! — огрызнулся Рамирес. — Нужно вам было лезть в лабораторию…

Но тут Портер смерил его таким взглядом, что Рамирес только съежился и зашипел, как хищник под хлыстом укротителя.

— Нужно действовать! — сказал Портер.

— Как и в каком направлении? — спросил Хаутон.

— Бежать.

— Каким образом? — простонал Бейтс.

— Возможности есть. Смотрите, что я нашел за обедом в булочке.

Портер бросил на стол записку.

Четыре головы склонились над небольшим листком бумаги. Мелким угловатым почерком на клочке было выведено по-английски: «Ждите меня завтра в три час? ночи. Очень важно. Доброжелатель».

Глава 9 Заговор пяти

Компаньонов перевели в небольшой, из пяти комнат, изолированный домик, уютно обставленный и совсем не похожий на тюрьму. Не так уж много изменилось в их положении; обращались с ними по-прежнему, вежливо, только теперь членам экспедиции уже не приходилось встречаться с островитянами, да прогулочная площадь была ограничена радиусом в пятьсот метров.

О том, что они отныне зачислены в пленники, путешественникам напоминали также два вооруженных стража (обычно это были индусы или малайцы), бессменны дежурившие у дверей их обиталища. Винтовок не было, зато на поясах «телохранителей» болтались массивные пистолеты в расстегнутых кобурах, немые свидетели того, что добрым отношением пришел конец.

Пока пленники терялись в догадках о намерениях неведомого «доброжелателя», пролетел день и наступила желанная ночь.

— Очередная гроза! — сказал Хаутон, распахивая окно.

Над Островом Больших Молний в эту полночь нависли тяжелые, дымно-багровые тучи. Зарницы, вспыхивающие на востоке, свидетельствовали о том, что скоро хлынет ливень и засверкают молнии.

Нервное напряжение, охватившее пленников, усугублялось давящим предгрозовым ожиданием. Насыщенный электричеством, сгустившийся воздух, казалось, веял близкой бедой.

Как и откуда придет «он»? Как минует часовых? Было решено не ложиться. Бейтс и Рамирес подремывали в креслах, Хаутон полулежал на диване у окна. Только Портера никакая сила не заставила бы присесть в эти томительные часы. Он метался из угла в угол.

В половине третьего раздался первый удар грома. Затем «небесная артиллерия» начала свою работу с такой старательностью, будто намеревалась расколоть плато, гору и сам остров. В три часа Хаутон услышал звук скользящей по стеклу руки, скрип, отодвигаемой рамы и при мгновенной вспышке увидел в черном провале окна лицо европейца с падающими на лоб слипшимися прядями волос.

Пришелец приложил палец к губам и ловким движением соскользнул на пол.

— Тс-с-с! — шепнул он. — Узнали меня?

Да, Хаутон узнал его. Франц Бок, белобрысый, веснушчатый, прилизанный бельгиец с птичьим лицом, по специальности инженер-портовик, был его неизменным соседом в столовой.