Остров - [53]

Он был примерно в пятидесяти ярдах от берега, когда ощутил жгучую, колющую боль в бедре. Он чуть не вскрикнул, но вовремя зажал себе рот. Медуза, сказал он себе. Или какой-нибудь крошечный кусачий морской жучок. Он не был ни укушен, ни порезан, не было и кровотечения.

Он протянул руку и коснулся бедра, и внезапно его рука как бы воспламенилась. Он крякнул в шоке и отдернул руку, и то, что его жгло, проехалось по его животу, оставляя невообразимо жгучие следы.

Он крутанулся в воде, и подбородком задел нечто мягкое и тонкое, как воздушный шарик, – матовый белый пузырь, плавно закачавшийся от его прикосновения. “Военный кораблик”[11].

Инстинктивно он замолотил руками, чтобы отплыть от медузы, и запутался в клубке ядовитых щупалец, висевших под пузырем. Он плескался, лягался и измазал ядовитыми лентами лицо и грудь. Это было похоже на ощущение, как если бы кто-нибудь срезал с него кожу горячим ножом.

Он ударил медузу бревном, так что она отлетела в сторону, и постарался выплыть на чистую воду, еле сдерживая вопли, рвавшиеся у него из горла.

Он был свободен, и на мгновение ему показалось, что он сможет держать себя в руках. Но затем новые ленты обожгли ему спину, а другие оказались между ног и опалили внутренние поверхности бедер.

Он опять лихорадочно повернулся, и увидел вокруг армаду матовых белых пузырей. Он оказался среди стаи “корабликов”.

Тогда он, наконец, закричал. Он забил руками и ногами, и каждое движение приносило новую боль.

Вопя, извиваясь, взбивая фонтаны воды, он понесся к берегу. Ноги его коснулись дна; он попытался бежать. Он царапал ногтями грудь, стараясь содрать боль.

Бросившись на землю, он стал корчиться на влажном песке. Эти движения не облегчали боли, но он не мог оставаться спокойным. Он брыкался, катался tf вертелся, как обезумевшая марионетка.

Затем что-то ударило его по груди и прижало к песку.

– Дурак чертов! – послышался голос. Он дернулся.

– Лежи тихо! – скомандовал голос. – Болван!

Не дождь ли это был? Со свистом на него лилась жидкость, теплая и едва пахнувшая. Ощущение было приятным. Там, куда падала жидкость, боль, как будто, утихала.

Он попытался заговорить, но язык его так распух, что, казалось, забил весь рот. Тяжелый туман заполнил голову.

Он услышал другой голос, споривший с первым. Мужской и женский.

– Тебя предупреждали.

– Он не...

– Он мог бы...

– Но он...

Голоса стихли. Его это не интересовало, так как он счел их галлюцинацией.

Вопль. Не его. Еще вопль. Женщина. Почему женщина кричит? Опять вопль, он все тянулся и тянулся.

Мейнард сел и тряхнул головой, боль слегка утихла. А вопли не прекращались.

В стороне он увидел Бет. Она лежала на песке голая, разбросав в стороны руки и ноги. Ее живот, грудь и ноги были исполосованы красными рубцами. Нежный матовый пузырь – “военный кораблик” – все еще лежал рядом. Она была опутана его щупальцами.

Увидев его, она крикнула:

– Писай на меня!

– Что?!

– Писай! Это единственный способ! Я это сделала для тебя.

Он сделал так, как ему было сказано, и вскоре ее вопли перешли в стоны и всхлипывания.

* * *

Леонард Хиллер был полон праведного негодования, как происходило с ним всегда, когда объект отказывался от интервью, – особенно такой объект, который притязал на звание журналиста.

– Что вы имеете в виду, когда говорите – Траск сказал “нет”? Да за кого он себя выдает?

– “Нет” – это именно то слово, которое он произнес, – ответила Дэна, сверяясь со своей записной книжкой. – Он сказал, что наш еженедельник лучше пусть... обосрется, но интервью он не даст. То есть, он сам этого не говорил, это сказал его представитель.

– А вы что ему ответили?

Дэна покраснела.

– Я сказала ему, что – могу поклясться – именно поэтому он и сваливает: его выгнали за то, что он говорит женщинам непристойности.

– Где Траск сейчас?

– В Нассау. Через день-два он уедет. Собирается плыть на острова.

– Сообщите в Майами, чтобы послали туда корреспондента. Я хочу, чтобы он побывал на борту этого судна. Меня не волнует, если ему придется самому нанять корабль и гнаться за Траском. Мне нужно его проинтервьюировать, и я не собираюсь бросать это дело только потому, что он такой застенчивый. Он же отец современных “Новостей”! Он уедет, и для миллионных компаний наступят тяжелые времена. Человек, которому в Америке верят больше, чем кому-либо другому, сам теперь не доверяет телевидению. Двести тридцать миллионов верят каждому его слову, а он внезапно делает вывод, что ему и говорить-то не о чем. Вот это сенсация!

– Сенсация состоит в том, что он не продается. В наши дни это означает, что он стал чуть ли не мессией.

– Если потребуется, корреспондент в Майами может нанять самолет.

Дэна кивнула.

– Опять звонил тот человек из Береговой Охраны.

– Какой человек?”

– Насчет Мейнарда.

– О, Господи...

– Он говорит, что беседовал с летчиком, который перевозил Мейнарда с сыном на какой-то остров. На следующий день они исчезли.

– Я же вам говорю, что он надел парик и сделался аборигеном.

– Проблема в том, что он взял с собой сына.

– И что?

– Его мать звонила в Правление.

– Откуда вы знаете?

– Мне оттуда звонили. Они интересовались, что я знаю об этом деле.