Остроумие мира - [2]

* * *

Когда друг Александра Македонского, Перилл выдавал замуж своих дочерей, полководец подарил ему, на приданое дочкам, пятьдесят талантов[1]. Скромный Перилл сказал при этом, что с него будет довольно и десяти талантов.

— Для тебя получить, пожалуй, этого достаточно, — заметил Александр, — но для меня столько дать тебе — недостаточно.

* * *

Перед одним большим сражением Александру докладывают, что его солдаты пришли в весьма подозрительное и неблагонадежное настроение, что они все сговариваются грабить и брать награбленное себе, не отдавая ничего в казну.

— Отличные вести, — решил Александр, — так сговариваться перед битвой могут только воины, уверенные в победе.

* * *

Готовясь к одной серьезной битве, Александр Македонский приказал, чтобы солдаты съели все свои запасы.

— Завтра у нас будут запасы врагов, а поэтому глупо экономить свои, — пояснил он.

* * *

Слушая доносы, Александр заслонял одно ухо рукой.

— Почему ты так поступаешь, царь? — спросили его.

— Сохраняю другое ухо для того, чтобы выслушать обвиняемых, — ответил Александр.

* * *

У Македонского, конечно, не было недостатка в льстецах, но их всех превзошел грек Анаксеркс. Однажды зашел разговор о том, где климат лучше: в Греции или в Македонии, и Анаксеркс, желая и тут угодить Александру, превозносил климат Македонии.

— Однако взгляни на себя самого, — возразил ему Македонский. — В Греции ты ходил в рваной одежде, а здесь в трех богатых плащах. Где же теплее, где холоднее?

* * *

Однажды Александр Македонский читал какие-то очень секретные письма, а его друг Эфестион, подойдя, заглядывал ему через плечо. Александр не препятствовал этому, но, взяв свою печать, молча приложил ее к губам Эфестиона.

* * *

Один юноша, сын прославленного и бесстрашного отца, но сам воин неважный, попросил себе такое же жалованье, которое получал отец. Антигон, сподвижник Македонского, ответил:

— Я назначаю жалованье не за отцовскую храбрость, а за твою личную.

* * *

Македонский царь Архелай, как гласит предание, на вопрос одного славившегося своей несносной болтливостью брадобрея: как он прикажет себя выбрить? — отвечал:

— Молча.

Эта выходка потом приписывалась то англичанину, то разным знаменитостям и вообще широко использовалась в анекдотической литературе.

* * *

Один изменник, оказавший своим предательством большую услугу македонцам, очень обижался на них, когда они называли его предателем. Однажды, когда он пожаловался на такое обращение с ним македонскому царю Архелаю, тот ему ответил:

— Что делать, македонцы народ грубый и неучтивый, они привыкли называть вещи прямо, их настоящими именами.

* * *

Агафокл, сиракузский тиран, был сыном горшечника и все-таки собственными усилиями сумел достичь весьма высокого положения.

Однажды, когда он осаждал какой-то сицилийский город, жители со стен ему кричали:

— Эй, горшечник, чем заплатишь своим наемникам?

Они были уверены в своей неуязвимости.

— Потерпите немного, дайте город взять, — отвечал Агафокл насмешникам.

Наконец, взяв город, он стал продавать всех его жителей в рабство, говоря им:

— Оскорбляли и бранили меня вы, но расчет у меня будет не с вами, а с вашими хозяевами.

* * *

Одна старая гетера, с которой в молодости якшался Агафокл, не только растранжирила все подарки своих клиентов, но и лишилась своего естественного богатства — красоты. Она вспомнила про Агафокла и решила попросить у него либо пенсию, либо какой-нибудь дом, либо рабов, чтобы провести старость в достатке.

— Давать женщине добро — все равно что бросать его в колодец. Ты сама это доказала своей жизнью, — сказал в ответ Агафокл и ничего ей не дал, хотя вовсе не был жаден.

* * *

Как-то раз Агафокл спросил философа Ксенократа, почему он молчит, в то время когда другие философы ругают его.

— Я весьма часто раскаивался в словах, которые произносил. Но ни разу не раскаивался в тех случаях, когда промолчал, — ответил философ.

Агафокл подумал и возразил:

— Если ты глупый человек, то поступаешь разумно, когда молчишь. Но если ты умен, то совершаешь глупость, если не говоришь.

* * *

Во время товарищеских обедов один спартанец, выпив лишнего, похвалил иноземного посла за искусство даже самые ничтожные дела изображать великими. Восхвалять кого-либо не за военные заслуги почиталось у спартанцев венцом невежливости.

Поэтому присутствовавший на обеде спартанский царь Агесилай заметил:

— Глупо хвалить сапожника за то, что он обувает маленькую ногу в большой башмак.

* * *

Агесилай распорядился продавать взятых на войне пленных голыми. Желающих купить одежду оказалось больше, чем на самих пленных, так как последние отличались рыхлостью своих тел, и питать надежду на то, что из них выйдут работящие и выносливые рабы, не приходилось. По этому случаю Агесилай сказал своим солдатам:

— Сравните сами — вот добыча, ради которой вы сражаетесь, а вот люди, с которыми вы сражаетесь. И подумайте перед следующей битвой — кто стоит дороже.

* * *

Агесилай во всем соблюдал законы, но дружбу ценил выше всего. Однажды он написал и отправил карийцу Гидриею письмо, в котором ходатайствовал о своем друге, чем-то не угодившем правителю:

«Если Никий невиновен, то отпусти его; если виновен, отпусти его ради меня. Как бы там ни было, все равно отпусти».