Осторожно HOT DOG! (с иллюстрациями) - [15]
Видите, теперь наш to get означает «заставить, добиться, устроить…» То get somebody to do something – «заставить кого-то сделать что-то». Можно и так назвать эту комбинацию.
Ну, а если вас все еще интересуют случаи, когда to get заменяет другие глаголы, то посмотрите это слово в словаре. Там вы найдете еще массу интереснейших нюансов и целых семь значений выражения to get it. Впрочем, такой многозначный и противоречивый не только get, но и не менее лаконичный dig. О нем и пойдет ниже речь.
* DIG IT
«Dig it, dig it…» – выкрикивает Джон Леннон в конце пародийной песни, которая так и называется «Dig it» (альбом «Битлз» «Let It Be», 1970 год, можете проверить). Если бы эта пластинка тогда же вышла в СССР, название песни было бы переведено, примерно, так: «Откопай». Или «Рой». Или «Закопай». Действительно, первое значение глагола to dig такое и будет, но сами «Битлз» имели в виду что-то совсем другое. «Полюби это/Врубись в это» – вот как переводится пародия на популярный хит Боба Дилана «Like A Rolling Stone» – «Словно перекати-поле». Но в многозначном английском языке у like два значения: первое – «как», второе – «нравиться». Так что при желании песню можно перевести как «Полюбите бродягу» (он же – «перекати-поле»; именно так можно трактовать популярное у рокеров rolling stone, о чем подробно поговорим через урок). Вот почему битлы употребили слово dig, которое тоже может сойти за «полюбить, нравиться». Запутанно? Это уж точно. Но когда знаком со слэнгом, то все эти хитрости тут же выходят наружу.
Мик и Джон впервые на горнолыжной базе, куда их затащила Джейн, которая ездила в горы в прошлом году и без ума от этого вида спорта.
– Это легко! – кричит девушка своим друзьям, робко сжимающим лыжные палки на крутом снежном склоне. – Смотрите, как делаю я, и старайтесь все движения повторять! И вам понравится!
Она отталкивается, едет, но… спотыкается, падает и, кувыркаясь, катится вниз.
– You dig, man? – Тебе это понравилось, парень? – поворачивает Джон свои солнцезащитные очки к Мику.
У глагола to dig есть второе значение: «понимать».
– I don’t dig it. – Что-то я не врубаюсь во все это, – отбрасывает Мик учебник по греческой философии.
Таким образом у вышеупомянутой песни «Битлз» «Dig it» вырастает и третий смысл: врубись…
А вот в качестве существительного a dig употребляется как «секс». Посмотрите следующий пример:
Дискотека в колледже. Пульсирует светомузыка, и грохочут динамики. Джон пробирается через танцующую толпу к прыгающему под музыку Мику и кричит ему на ухо, перекрывая раскаты рэпа:
– Видишь вон ту жгучую брюнетку в классной юбчонке?
– Да! Класс девчонка! Ты ее знаешь?
– Ее зовут Пэтти. Только что Джейн познакомила, – говорит Джон, прыгая вместе с Миком и улыбаясь Пэтти, которая регулярно поглядывает в их сторону.
– Guys say she is an easy dig. – Ребята поговаривают, что она трахается, как швейная машинка.
An easy dig – это что-то типа «легкого секса», если дословно перевести.
Но продолжим дальше копать наше слово «копать». Посмотрим, что станет с ним, если к dig прибавить предлоги in, up и out.
Итак, dig in – «окопаться».
Полевые учения U.S. Army. Капитан Джо Макнэйл стоит на одном колене с планшетом и, разворачивая карту, подзывает к себе сержанта Тимоти Тимпсона.
– Видите этот треклятый мост через реку? – обращается капитан к Тимоти.
– Да, сэр.
– The very fucking place where we must dig in. – Вот то самое чертово место, где мы должны окопаться.
Теперь второй пример, но ситуация другая, более мирная, я бы сказал.
Мик встречает Джейн.
– Привет! Как там Джон сдал экзамен? – спрашивает Джейн Мика. – Он ведь так долго ничего не учил.
– Все нормально, – машет рукой Мик. – John dug in and passed all quickly.
Это значит: Джон засел за учебу (окопался, одним словом), ушел в работу с головой и все быстро сдал. Видите, теперь dig in будет переводится как «уйти в работу, в учебу», а не «рыть окопы под палящим солнцем», что, поверьте мне, крайне неприятно.
Еще dig in может означать сигнал к поглощению пищи.
За столом сидят: ковбой Билл, его сосед Джон, жена Билла, его трое маленьких сыновей и две дочки. Стол накрыт.
– O’kay, guys. Dig in, – говорит хозяин, что означает: ну, ребятки, приступайте…
Dig out – «откопать» – в смысле отыскать.
Ковбои Билл и Джон встречаются утром на дороге и обмениваются новостями.
– Did you dig your sled out? – Ты нашел свой молот, что искал вчера весь день? – спрашивает Билл.
– Oh, yeah. I dug it out. – О да, нашел, – отвечает Джон.
Dig up означает, примерно, то же, что и dig out, то есть «найти что-то после упорного поиска», «откопать»…
Комиссар Серж Ле Пешен звонит из закусочной в полицейский участок. К трубке подходит секретарша Люси.
– Люси! – орет комиссар. – Ask Michael to dig up a dollar to pay for the hot dogs and tonic! – Попроси Майкла, пусть найдет доллар и заплатит за мои хот-доги с тоником, блин!
Вот, ребята, какой непростой этот простой с виду dig. Ну, а теперь, как и обещал, вернусь в рок-н-ролльный эпос и расскажу о «роллинг-стоуне» и его синониме. Но сперва немножко отдохнем и переварим предыдущую информацию.
Книга «Тропою волка» продолжает роман-эпопею М. Голденкова «Пан Кмитич», начатую в книге «Огненный всадник». Во второй половине 1650-х годов на огромном просторе от балтийских берегов до черноморской выпаленной степи, от вавельского замка до малородных смоленских подзолков унесло апокалипсическим половодьем страшной для Беларуси войны половину населения. Кое-где больше.«На сотнях тысяч квадратных верст по стреле от Полоцка до Полесья вымыло людской посев до пятой части в остатке. Миллионы исчезли — жили-были, худо ли, хорошо ли плыли по течениям короткого людского века, и вдруг в три, пять лет пуста стала от них земная поверхность — как постигнуть?..» — в ужасе вопрошал в 1986 году советский писатель Константин Тарасов, впервые познакомившись с секретными, все еще (!!!), статистическими данными о войне Московии и Речи Посполитой 1654–1667 годов.В книге «Тропою волка» продолжаются злоключения оршанского, минского, гродненского и смоленского князя Самуэля Кмитича, страстно борющегося и за свободу своей родины, и за свою любовь…
Михаил Голденков представляет первый роман трилогии о войне 1654–1667 годов между Московским княжеством и Речью Посполитой. То был краеугольный камень истории, ее трагичный и славный момент.То было время противоречий. За кого воевать?За польского ли короля против шведского?За шведского ли короля против польского?Против московского царя или с московским царем против своей же Родины?Это первый художественный роман русскоязычной литературы о трагичной войне в истории Беларуси, войне 1654–1667 годов. Книга наиболее приближена к реальной истории, ибо не исключает, а напротив, отражает все составляющие в ходе тех драматических событий нашего прошлого.
Эта книга завершает серию приключений оршанского князя пана Самуэля Кмитича и его близких друзей — Михала и Богуслава Радзивиллов, Яна Собесского, — начатых в книге «Огненный всадник» и продолженных в «Тропою волка» и «Схватка».Закончилась одиссея князя, жившего на изломе двух эпох в истории белорусского государства: его золотого века и низвержения этого века в небытие, из которого страна выбирается и по сей день. Как верно писал белорусский поэт Владислав Сырокомля: «Вместе с оплаканными временами Яна Казимира кончается счастливая жизнь наших городов».
Книга «Схватка» завершает трилогию, которую автор назвал «Пан Кмитич», состоящую из трех книг: «Огненный всадник», «Тропою волка» и «Схватка».Что касается фактов исторических, то единственное искажение, к которому прибегает автор — это сжатие времени, ибо даже в трех пухлых книгах не описать все значимые события тех огненных тринадцати лет ужасной войны. В романе также достаточно близко к правде отображен колоритный мир простых людей XVII века, их верования и традиции.Иллюстрации М. А. Голденкова.
Информация, изложенная в этой книге, не представляет никакой тайны. Однако по исторически сложившимся причинам ее не принято широко обсуждать и исследовать. Автор считает это большой ошибкой, потому что искажение исторической информации рождает лишь встречное искажение и тормозит процесс либеральных преобразований в обществе.Именно имперское искажение истории рождает экстремистские течения. Объективный же анализ истории и есть путь к народному согласию.
Книга, которую вы держите в руках, — поиск ответов на те вопросы, которые задают учителям не в меру любопытные школьники, не получая ясных объяснений.Кто же такие древние русские, предки украинцев, русских России и беларусов? Почему одни из них как на старшего брата взирают на Москву, а других поворачивает в обратную сторону? Что есть Беларусь, Русь, Россия, Москва и наши предки русы?
Как литература обращается с еврейской традицией после долгого периода ассимиляции, Холокоста и официального (полу)запрета на еврейство при коммунизме? Процесс «переизобретения традиции» начинается в среде позднесоветского еврейского андерграунда 1960–1970‐х годов и продолжается, как показывает проза 2000–2010‐х, до настоящего момента. Он объясняется тем фактом, что еврейская литература создается для читателя «постгуманной» эпохи, когда знание о еврействе и иудаизме передается и принимается уже не от живых носителей традиции, но из книг, картин, фильмов, музеев и популярной культуры.
Что такое литература русской диаспоры, какой уникальный опыт запечатлен в текстах писателей разных волн эмиграции, и правомерно ли вообще говорить о диаспоре в век интернет-коммуникации? Авторы работ, собранных в этой книге, предлагают взгляд на диаспору как на особую культурную среду, конкурирующую с метрополией. Писатели русского рассеяния сознательно или неосознанно бросают вызов литературному канону и ключевым нарративам культуры XX века, обращаясь к маргинальным или табуированным в русской традиции темам.
Так как же рождаются слова? И как создать такое слово, которое бы обрело свою собственную и, возможно, очень долгую жизнь, чтобы оставить свой след в истории нашего языка? На этот вопрос читатель найдёт ответ, если отправится в настоящее исследовательское путешествие по бескрайнему морю русских слов, которое наглядно покажет, как наши предки разными способами сложения старых слов и их образов создавали новые слова русского языка, древнее и богаче которого нет на земле.
Набоков ставит себе задачу отображения того, что по природе своей не может быть адекватно отражено, «выразить тайны иррационального в рациональных словах». Сам стиль его, необыкновенно подвижный и синтаксически сложный, кажется лишь способом приблизиться к этому неизведанному миру, найти ему словесное соответствие. «Не это, не это, а что-то за этим. Определение всегда есть предел, а я домогаюсь далей, я ищу за рогатками (слов, чувств, мира) бесконечность, где сходится все, все». «Я-то убежден, что нас ждут необыкновенные сюрпризы.
Содержание этой книги напоминает игру с огнём. По крайней мере, с обывательской точки зрения это, скорее всего, будет выглядеть так, потому что многое из того, о чём вы узнаете, прилично выделяется на фоне принятого и самого простого языкового подхода к разделению на «правильное» и «неправильное». Эта книга не для борцов за чистоту языка и тем более не для граммар-наци. Потому что и те, и другие так или иначе подвержены вспышкам языкового высокомерия. Я убеждена, что любовь к языку кроется не в искреннем желании бороться с ошибками.
Наталья Громова – прозаик, историк литературы 1920-х – 1950-х гг. Автор документальных книг “Узел. Поэты. Дружбы. Разрывы”, “Распад. Судьба советского критика в 40-е – 50-е”, “Ключ. Последняя Москва”, “Ольга Берггольц: Смерти не было и нет” и др. В книге “Именной указатель” собраны и захватывающие архивные расследования, и личные воспоминания, и записи разговоров. Наталья Громова выясняет, кто же такая чекистка в очерке Марины Цветаевой “Дом у старого Пимена” и где находился дом Добровых, в котором до ареста жил Даниил Андреев; рассказывает о драматурге Александре Володине, о таинственном итальянском журналисте Малапарте и его знакомстве с Михаилом Булгаковым; вспоминает, как в “Советской энциклопедии” создавался уникальный словарь русских писателей XIX – начала XX века, “не разрешенных циркулярно, но и не запрещенных вполне”.