Остаюсь на зимовку (Охота пуще неволи. Трудный сезон) - [40]

Вдруг мой взгляд уловил движение на противоположном склоне глубокой долины, почти в самом ее низу. Присмотревшись, увидел продиравшегося сквозь заросли лося. Я подкатил к обрыву, прикидывая на глаз расстояние, и затем, не спеша сняв карабин, установил планку на 400 метров. Лось двигался медленно, по брюхо увязая в снегу. На меня он не обращал внимания, хоть я и кричал на всю тайгу, подзывая Мальчика. Впрочем, в таком снегу вряд ли можно как-то иначе реагировать на посторонние шумы. Первые выстрелы оказались безрезультатными. Лось тем временем продолжал медленно двигаться. Я переставил прицел поближе и снова выстрелил. Лось как-то грузно и медленно повалился на бок.

Теперь предстояло скатиться с 50-60-метрового, почти отвесного обрыва. Я снял лыжи и заскользил на пятой точке. А затем… затем начались полуторачасовые поиски убитого лося. Я исходил весь склон вдоль и поперек, но лось, будто сквозь землю провалился. Пришлось начинать все сначала: взбираться снова на обрыв и с места, откуда стрелял, определять направление. Лось лежал на том же месте, где я его уложил, и в той же позе. Искал же я его совсем не там, а гораздо дальше. Всему виной оптический обман. В туман и мелкий снег расстояния кажутся больше в несколько раз. По прямой до лося оказалось всего метров 120.

Обрабатывать сохатого гораздо сложнее, чем оленей, хотя бы потому, что он в несколько раз тяжелее. Поэтому пришлось делать все одновременно: и шкуру снимать, и потрошить, и разделывать тушу, отрубая куски. В противном случае его просто не сдвинешь с места. В итоге провозился я с ним столько же, сколько с двумя оленями.

Интересная деталь. Когда я шел по путику еще до встречи с лосем, то, увидев следы сохатого на речке, подумал совершенно абстрактно, что бы я сделал, если бы сейчас передо мной оказался лось. Ведь до Вахты далеко, стаскать туда мясо мне не под силу. А на Дялингду самолет не сядет, потому что долина узкая и глубокая, да еще и меандрирует весьма затейливо. Тут только вертолет сможет сесть. Но госпромхозу нанимать вертолет невыгодно, так как мясо не окупит его. Значит, не стрелять? Так что, обнаружив лося, я совсем не обрадовался. Пока подкатывал к обрыву, пока передергивал затвор и устанавливал прицел, мысль работала лихорадочно. И, прежде чем вскинуть карабин, я успел оценить обстановку. Увидел я лося уже на таком месте, от которого начинается довольно прямолинейный отрезок долины. Так что самолет может сесть на нем, а затем подрулить уже сюда — это совсем рядом. Но сесть в эту глубокую и узкую долину отважится далеко не каждый пилот. Так что все пока впереди. Лось убит и разделан, но его еще надо доставить до потребителя. Лишь тогда я смогу получить за него вознаграждение.

Возвращаясь домой, захватил сердце и кусок печени. Кстати, пуля попала прямо в сердце. Бедняга умер сразу, не мучаясь.

Плохое начало — хороший конец

Наконец-то фортуна улыбнулась мне. Мало того, что мне в короткий срок удалось добыть приличное количество мяса — как с небес свалился и транспорт.

Оказывается, на нашем участке Бахты работает геофизическая партия, занимаясь сейсморазведкой. Через каждые два-три дня вертолет перебрасывает их на новое место. И надо же так получиться, что одна из стоянок пришлась близ моей избушки. Быстро оценив ситуацию, я обратился к вертолетчикам с просьбой помочь. Завязались переговоры.

— Ребята, помогите доставить мясо в деревню.

— Что за мясо?

— Олени и сохатый. Лежат в двух местах, вполне доступных для посадки и как раз по вашему маршруту, так что никаких отклонений от курса делать не придется. Думаю, сочтемся. Могу предложить мясо.

— Мяса не надо. Как идет охота?

— Плохо. Всего четыре соболя. Но если согласны, уступлю одного, больше не могу, надо рассчитываться с промхозом.

— Ладно садись, показывай, где мясо.

Так совершенно случайно я прилетел в Верхнеимбатское. Оленей раздал знакомым, а сохатого сдал на звероферму: там вечно недостает кормов.

В деревне пришлось пожить несколько дней — сначала не было вертолетов, а потом погоды. Вернулся в тайгу уже 4 марта. За оставшуюся неделю предстояло рассторожить все капканы — сезон завершался. Времени было мало. Неделя беготни началась в первый же день прилета, а к 7 марта я уже был готов идти на базу. За эти дни меня поразила необыкновенная собственная выносливость. В прошлом году в марте я еле двигался, страшно уставая. В этом году, наоборот, к концу сезона развил какие обороты, что, обходя в день по два путика, возвращался свежим и неуставшим, будто никуда не ходил. Вот что значит хорошее питание. Определенно свою роль сыграли ягоды, молоко и особенно свежее мясо, которое я ел в неимоверном количестве, ибо других продуктов уже не было. И я чувствовал себя великолепно. Карповские путики, на которые Андрей с Володей затрачивали по пять-шесть часов, приходя совершенно изможденными, я пролетал за три часа, оставаясь бодрым и полным энергии. Да, последние дни были насыщенными. Те два путика, что я восстановил на карповском участке в январе, дали в конце концов по два соболя. Так что труд даром не пропал.

…10 марта прилетал самолет. Как заключительный аккорд, он провалился, наконец, и здесь одной лыжей в воду. Пришлось общими усилиями «важить» его, а затем, сгрудившись внутри его в «куче-мале», создавать нужную центровку, чтоб благополучно оторваться от коварной взлетно-посадочной полосы.