Оставаться людьми - [35]

Взгляд наткнулся на что-то в траве у ног. Ааргх поднял предмет – маленький плоский камень странно правильной формы. На его поверхности кружились огненные всполохи, вызвавшие странный отклик в памяти. Рука дрогнула, и камень рыбкой скользнул сквозь пальцы. Но в воздухе перед ошарашенным Ааргхом продолжало пылать издевательское:

«СЕЙЧАС ДОСТАТОЧНО?»

Мешок яблок

Тележка нещадно скрипела, выписывая колёсами лихие фигуры и жёстко подпрыгивала на торчащих из тропинки корешках. Сидящая в ней девочка лет шести довольно пищала, не замолкая ни на секунду. Крепко прижимая к себе тонкими ручками огромный полотняный мешок, она рассказывала везущему её деду о солнце, о лете, о гадком соседском Вовке, что кидает в неё песком…

А тот шёл неспешно, улыбаясь в мохнатую бороду своим мыслям и совершенно не обращая на внучку внимания. У него тоже было всё хорошо, особенно теперь, после встречи со стародавним другом, угостившим домашней наливкой. Работающий сторожем в колхозном саду, Никифорович был человеком не только хорошим, но и полезным. Вот и сейчас, икая и посмеиваясь, он взгромоздил на шаткую тележку мешок общественного добра и, помахав на прощание выцветшим картузом, скрылся в сторожке. Яблоки ранние, совсем зелёные, но бесплатному кто не рад? Завтра с внучкой отправит, а городские и такое съедят.

Опасно раскачиваясь, дед брёл через перелесок. Глаза закрывались сами собой, он едва не падал, но продолжал двигаться.

Уж неизвестно, где и как, но внучка выпала. Скорее всего, это случилось, когда он шёл вдоль глубокого, заросшего дикой травой и тощими кустами оврага. Или над прудом. Или в любом другом месте, но тогда бы она непременно пришла сама, не маленькая, семь лет, через две недели в школу.

Не сразу сообразивший, что сзади стало подозрительно тихо, дед спокойно дошёл до дома и едва не улёгся спать. Решив сперва накормить внучку, он долго звал её, а потом бросился на поиски. Облазив овраг, прочесав лесок и избороздив пруд из края в край, он вернулся домой и горько расплакался. Хмель выветрился давно, сейчас в груди поселился и продолжал крепнуть страх. Как же быть? Бабка должна прийти с минуты на минуту, в городе ждут, за машину уплочено…

А, была не была! С силой хлопнув себя по костлявым коленкам, дед вскочил и, смахнув слезу, принялся за дело. Осторожно развязав собранный ещё вчера и стянутый для верности верёвкой чемодан, он вынул платье и панамку. Нарядив мешок, он усадил его диван и взял с полки книгу.

Пришедшая со смены бабка очень удивилась: на её памяти дед больше предпочитал газеты, а сейчас увлечённо читал с притихшей внучкой букварь. Она умилённо покачала головой и ушла убирать за скотиной. В заботах пролетел остаток вечера. Она удивилась ещё больше, когда старый вызвался уложить девочку, но уступила, придя только поцеловать ту на ночь. Свет уже потушили, бабка в сумерках склонилась над внучкой, коснувшись той губами. Кожа её показалась удивительно сухой и жёсткой, не приболела ли? А ещё сильно пахло яблоками. Перекрестив внучку, она вышла, задёрнув шторку.

Машина до города пришла в три часа ночи. Дед не стал будить бабку – ей ещё час спать – и лично посадил внучку в кабину. Предупредил только, что девочка молчаливая, боится всего, так что не стоит приставать с расспросами. Когда огни автомобиля растворились в начавшем светлеть воздухе, он вздохнул с облегчением и побрёл в дом.

Дочка позвонила через день. Пришедший на переговорный пункт дед долго выслушивал претензии, гремящие из визгливой трубки, а потом спокойно и коротко объяснил: «Это всё от свежего воздуха. В порядке внучка. Точка». Оборвав связь, он удалился быстрым шагом, а его дочь по ту сторону провода ещё долго безмолвно открывала рот, растерянно моргая. Придя домой, она села напротив мешка и замерла, не сводя с него глаз. Потом резко встала и, улыбнувшись, предложила: «Хочешь мороженое?».

С тех пор у них так и пошло, девочка больше дома сидит, а мать, когда не на работе, всё разговорить её пытается. Сперва трудно было, а потом дело наладилось. Сначала «ма» да «уа», а к сентябрю нормально говорить начала. На утреннике она самая нарядная была, пусть все видят, что девочка пусть и некрасивая, но любят её. Да и дома мать постоянно её убеждала, что дочь у неё самая лучшая, подарки дорогие делала, копила год, но достала первый цветной телевизор, чтобы девочка могла мультики смотреть.

Только в школе у неё не заладилось, детей ведь не убедишь, не упросишь. Девочка к ним по-хорошему, с дружбой, с конфетами, а те ни в какую. Переживала она, конечно. Так переживала, что у неё мешковина там, где должно быть сердце, лопнула. Едва только дети увидели торчащие наружу гладкие яркие яблоки, сразу переменились в лицах. Каждый стал в друзья рваться, яблочко выпрашивать, а она не каждого пускала. Правда, друзья из таких получались так себе. Съев яблоко, они клали обратно огрызок и убегали, хохоча, оставив девочку в одиночестве. К десятому классу ей это надоело. Когда матери не было дома, она вырезала из своего пионерского галстука и пришила заплатку, закрыв насовсем то, что было у неё внутри. Да только поздно.