Оставь окно открытым - [8]
— Тогда слушай. Значит, это случилось вчера.
Глава 6. История Веснушки
Только вчера на земле все было совсем другим. Города были без этих штучек: без электричества, без метро, без телевизоров. Их тогда еще не придумали, ничего не придумали.
— Тогда это было не вчера, — перебила его Катя.
— Как не вчера? — сердито нахмурился Веснушка. — Ты же сама только что сказала, что «вчера» — это недавно. А то, что я хочу рассказать, случилось совсем-совсем недавно. Так что не мешай мне и не перебивай меня, пожалуйста.
Веснушка поглядел в окно, придвинулся к Кате поближе.
— Ну так слушай, — начал свой рассказ Веснушка…
Вчера все города были еще маленькие. И вокруг каждого — высокая стена. Девчонки, вроде тебя, носили длинные юбки. Те, что побогаче, обували шелковые туфельки, вышитые золотом, а всякая беднота таскала тяжелые деревянные башмаки. Топ-топ-топ! Так вот. О чем это я? Ах, да! Жили в одном городе братья-кузнецы. Когда не было туч на небе, я любил заглядывать к ним в кузницу. Их было двое, и оба рыжие. Красные вихры так и торчали во все стороны. Мне нравилось смотреть, как они работают. Грохот и звон стояли в кузнице. Хвостатые искры разлетались и гасли в темных углах. Братья выковывали легкие кольчуги и тяжелые мечи с узорными рукоятками. К ним приходили бедняки с суровыми неулыбчивыми лицами. И каждый незаметно уносил под плащом кто кинжал, кто меч, кто кольчугу.
Около кузницы часто околачивался юркий человечек. Кончик носа у него так и вертелся, до того ему хотелось все разузнать, разведать, разнюхать.
Вот он-то и донес королю, что братья-кузнецы тайно вооружают народ. Чтоб не увидеть мне Солнышка, я сам это слышал. Ведь как раз в это время я сидел на королевской короне, забравшись в большой драгоценный камень.
— А зачем они это делают? — с недоумением спросил король. Он был не очень-то умен и догадлив, этот король. Но злобы в нем хватило бы еще на несколько королей.
Доносчик смутился, заюлил.
— Во всяком случае не для того, чтобы защищать вас, ваше величество, — наконец намекнул он королю.
Тут уж король сообразил, о чем речь. Он так хлопнул себя по лбу, что я чуть не вылетел из драгоценного камня, где устроился так уютно.
— Они мне дорого за это заплатят. Да, да. Дорого, — прохрипел король.
Он кликнул стражу.
— Старшего брата заковать в цепи и бросить в тюрьму, — приказал он. — А младший пусть сегодня же до захода солнца не поленится внести за него выкуп — сто золотых монет. Ну, а если он предпочтет проваляться это время на своем тощем тюфяке или сыграть с приятелями в кости где-нибудь в трактире — пускай потом пеняет на себя. Не будь я король, но на закате голова старшего брата слетит с плеч.
Под вечер весь город собрался на площади перед дворцом. Сперва меня все это очень забавляло. На балконах расселись знатные дамы в пышных платьях. Я затеял с ними развеселую возню. Налетишь на какое-нибудь кольцо или ожерелье, оно засверкает, а я отскочу от него и прямо кому-нибудь в глаз. Бедняга морщится, жмурится, загораживается ладонями, а мне смешно.
Но вот на площадь вышел палач. Весь в черном, в черном длинном капюшоне. Ни на кого не глядя, тяжелым шагом он медленно поднялся на помост и встал неподвижно, опершись обеими руками о топор.
Стражники вывели на площадь старшего брата. Кое-кто из моих братишек, те, кто поглупее, обрадовались, бросились скакать по его цепям.
Но мне стало как-то не по себе.
А тут еще чувствую, беда! Солнце тянет меня за собой, а само уходит за дальние горы.
Я попробовал было его удержать, уцепился за позолоченный шпиль колокольни. Да разве Солнышко удержишь?
И тут сверху, с колокольни, я увидел: далеко-далеко за крутым горным кряжем по узкой дороге скачет младший брат. Погоняет лошадь: вперед, вперед, моя славная лошадка! А пояс ему оттягивает тяжелый кошель.
Видно, собрал он все-таки сто золотых. Видно, помогли ему в беде добрые люди, отдали последнее, что имели сами. Но он еще далеко, а Солнышко уже наполовину ушло за горы. Только на шпиле колокольни еще сидит кое-кто из моих братишек, таких же, как я, самые отчаянные. А на площадь со всех улочек и закоулков уже выползает темнота. И черная тень палача становится все длиннее, тянется к ногам старшего брата.
Тут король медленно, торжественно поднял руку и уронил белый платок.
— Палач! — воскликнул он. — Солнце уже зашло!
И тут я решился. Пойми, я решился на это от отчаяния. В другое время я бы ни за что этого не сделал. Никогда. Но я не мог иначе.
Скорее-быстрее-сейчас же-немедленно я спрыгнул с колокольни вниз, прямо на топор палача.
Топор засверкал, заблистал. Я чуть было не порезался — отточен он был на совесть.
Не представляешь, как мне было худо! Ведь я всего-навсего обыкновенный солнечный луч… Одним концом я крепко-накрепко прирос к Солнцу. И оно тянуло меня за собой.
Но я уже слышал тяжкий, измученный храп коня и гулкий топот копыт.
— Палач! — с торжеством завизжал король. — Время истекло! Пора!
— Нет! — закричали все люди на площади. — Нет! Последний луч еще горит на топоре палача!
Тут Солнце так рвануло меня… Мне показалось, что я сейчас погасну, разорвусь на части от этой нестерпимой боли! Но я уперся покрепче… как только мог… изо всех сил…
