Остаться людьми - [2]

Светловолосый и в костюме? Был такой в машине. А это сестры моей сын, Сайрус. Он как в десять лет менингитом переболел, так давно уже дурной. Нарядится то Стрелком Сэмом, то еще какой фигней с ушами, и бегает. Вот вчера как раз сбежал. Еле нашли. Убил? Сай-ти? Да не смешите меня, господин мэр. Сай-ти парень здоровенный, но кошке хвост отдавит — так два часа ревет. Сестра на Одиннадцатой живет, дом шестнадцать-си. Приезжайте, поглядите на нашего убийцу. Самому смешно станет, господин мэр. Побегунчиком с блокнотом вы как-то поумнее были, простите уж верного избирателя.

…не различая одинаковых изуродованных лиц, не понимая ничего, кроме тона голоса, выделив только одного — за что-то, еще терпимое на фоне прочего дерзкого гомона, наглого, требовательного… …и оказаться сперва во брюхе рычащей железной твари, а потом в тесной, уже тюремной камеры, клетушке, воняющей, как и все здесь. Яркие краски, от которых слепнут глаза, теснота, обступающая со всех сторон. Но — ясно, уже ясно, что это не Мир Воздаяния, и не демоны. Люди. Странные уродливые люди, кишмя кишащие на непривычно широких улочках, но людей больше, чем свободного места, и кажется — смотришь на муравейник.

Здравствуйте. Вчера? Гулял. Убежал и гулял. Мама ругалась. Анимашки? Люблю!!!

Про Стрелка Сэма. Вчера? Смотрел. Я каждую серию смотрю, и по третьему каналу, и по «Трэнгему». До свидания.

Как здесь можно спать, как здесь можно жить — если даже вода, то, что хозяин назвал водой, странно пахнет и горчит? Жажда сушит губы, но страшно, слишком страшно поднести ко рту стакан этой прозрачной дряни — потому что воняет невесть чем, и на попытках сделать глоток горло стискивает спазмом. Яд? Но этим ядом пропиталось здесь все. Многими ядами. У каждого свой вкус и запах… …но как же хочется пить! Пить — и спать, словно в жару, и тянет прикрыть глаза, будто в детстве, во время простуды. Кажется, что вот, сейчас придет нянька, сменит на лбу тряпку, пропитанную уксусом, задует свечу — и тогда из углов, из теней полезут бесы и демоны, будут тянуть полупрозрачные дымчатые лапы… Не демоны, не лапы. Люди, руки — только невозможно в это поверить, когда на миг прикрываешь глаза, и остаешься во власти запахов и звуков, бредовых и страшных, окружающих со всех сторон…

Нашли кого спрашивать! Дурака на голову больного! Да он вам что угодно скажет, только вот без попечителя, без его врача, без офицера из «чайдл-кейр» это все пустой звук! Он же как корова, ей-ей. Есть хочешь? Хочу. Есть не хочешь? Не хочу. Идите отсюда, пока полисов не позвала! Обыск? Нет, не надо обыска. Я за братцевы шашни не в ответе! И вообще ордер сначала принесите. Хотя лучше не надо. Хорна и спрашивайте, а я что, я ничего. Попросил меня, я и сказала. Ничего не знаю и знать не хочу. Не надо ордер-то…

Лежать на скользком полу, то и дело касаться его рукой, удивляться — гладкая, словно полированное дерево, поверхность, но если нажать пальцем, слегка прогибается. Ложе, предложенное хозяином, слишком узкое и жесткое, и если второе еще привычно, то необходимость держать ноги согнутыми, упираясь либо спиной, либо коленями в стену злит. На полу удобнее, проще — не больно-то отличается от ночевки в поле. Если не думать об этом поле, если запретить себе разглядывать каждую деталь, каждую странную вещь, обстановку, заставляющую вспомнить о давешней простуде… Узкое, короткое — едва по ширине плеч, и ноги подгибать приходится — ложе на прямых ножках. Впрочем, люди здесь все невысокие. Красный материал, похожий на крашеное дерево, но если щелкнуть ногтем — не дерево, другой звук, легкий и звонкий. Шелковистый, чуть скользящий под пальцами материал, в котором не различить нитей утка и основы. Если протянуть руку и пощупать подушку, то набита она чем-то, едва заметно скрипящим. Это не перо, не пух. Все чужое и удивительное, можно долго разглядывать, но глаза слипаются: уж больно много чужого, и ничего, ничего, кроме одежды — своего, привычного. Неужели это навсегда?

Нет у нас никакого актера. Да и не актер это вовсе. Никто в пальто. Без документов. Неместный. Совсем неместный. Ну давайте, господин мэр, предположим, что раз в три года в Невер-парке с неба падают люди. Традиция у них такая. Сначала падают, а потом обратно запрыгивают, и все, и никаких проблем. Да, выпил. А что, честному избирателю после такого нервного дня уже расслабиться нельзя? Да плевать мне, кого он там убил. Какого-нибудь бритого ньюба. Полисам же легче. Это добро у нас в городе плодится каждый день. Сколько искалечил? Пятерых? Молодец. Да вообще нечаянно он. Традиция у них такая. Не любят неприличного обращения. Другие люди. Не то что сопляки бритолобые.

Ушел. Вот хоть арестовывайте меня, хоть что. Ушел. Отпустил я его. И никакого укрывательства вы мне не прилепите. Ничего не знал. Подвез человека до приличного района. Высадил. Утром высадил, да, а что — запрещено? Он мне не говорил, кого там убил, кому что поломал. Ничего не знаю. Высадил и нарочно спиной отвернулся, чтобы не видеть, куда пойдет. Скушали, господин мэр? А теперь отстаньте от честного Хорна. Не моя это заправка! Не я это! У меня и костюма такого нет! Хорошо, чтоб вам подавиться, господин мэр. К коллекторным я его отвез. Скушали? Ищите, ищите. Коллекторные вам в помощь. Там и не от таких годами прятались!