Останься со мной навсегда - [29]

Голос отца дрогнул, и он замолчал, медленно качая головой. Вероника понимала, что он чувствует в эту минуту, потому что сама чувствовала то же. Все у нее внутри переворачивалось при мысли, чем бы это закончилось, если бы отец не заехал случайно домой посреди рабочего дня и если бы не заело ту пластинку… Когда отец снова заговорил, его голос прозвучал глухо, словно он с трудом сдерживал рыдания.

— Она лежала на спине поперек кровати, и на ней было выходное платье. Она была накрашена, только грим растекся по лицу — наверное, от слез… На полу возле кровати валялся пустой флакон из-под люминала, стакан и графин. Мне показалось, что она не дышит… Я так испугался, что даже забыл, что надо делать в подобных случаях. К счастью, сосед сообразил вызвать по телефону «скорую помощь». Врачи сделали ей взбадривающий укол, и она проснулась. Она тут же начала кричать, чтобы ее оставили в покое… Она сопротивлялась, когда ее укладывали на носилки, и ее пришлось связать. Правда, в больнице она притихла, но это потому, что ею снова овладела сонливость. Врач сказал, ее еще долго будет клонить в сон, но ее физическое состояние не внушает опасений… — Эмори вздохнул. — Чего, однако, не скажешь о ее психическом состоянии. Я просто ума не приложу, с чего ей вдруг взбрело в голову пить эти чертовы таблетки.

Вероника молчала, отвернувшись к окошку. Точки освещенных окон домов вдалеке, похожие на светлячков, неоновые вывески ночных баров и станций автосервиса, фары редких встречных машин — все это лишь подчеркивало непроглядную темноту ночи. На душе было невыносимо тоскливо. В эту минуту она бы многое отдала, чтобы Габриэле был рядом.

Он хотел поехать с ней. Не просто хотел — настаивал. В конце концов он даже рассердился. Но все-таки согласился с ней, когда она объяснила, что ситуация слишком деликатна — ведь ее мать пыталась покончить с собой, поэтому присутствие человека, с которым ее родители не знакомы, в некотором смысле стесняло бы их. Тем более что родители ведь не знали, насколько она и Габриэле близки. А главное — но этого она ему не сказала — ей не хотелось взваливать на него проблемы своей семьи. Она должна разобраться в этих проблемах сама — и непременно разберется. Мать доверяла ей больше, чем кому бы то ни было. Что бы ни случилось в ее жизни за то время, что ее, Вероники, не было дома, она не станет это скрывать. Ведь что-то у мамы должно было случиться — человек не выпивает целый пузырек люминала просто от нечего делать или потому, что у него дурное настроение… За исключением тех случаев, когда дурное настроение преследует человека изо дня в день, разрастаясь до масштабов депрессии. Врачи, по крайней мере, утверждают, что депрессия — это нервное заболевание, в основе которого далеко не всегда лежит какая-то реальная причина.

Наверное, это состояние непрекращающегося восторга, в котором она пребывала последние полтора месяца, сделало ее бесчувственной к окружающему — иначе она бы заметила, что с мамой происходит что-то неладное. Только сейчас ей пришло на ум, что мамин голос в телефонной трубке всегда был каким-то потухшим, безжизненным — она же просто не хотела омрачать свое счастье тревогой о матери. Ей было достаточно услышать мамино «У нас все в порядке» — и она снова переключалась на себя саму… и на него.

Сейчас она ненавидела себя за свой эгоизм.

— Ты сказал, мама была не в себе в последнее время? — спросила она, поворачиваясь к отцу.

Эмори сбавил скорость. Вероника заметила, что у него дрожат руки.

— Я, честно говоря, не очень много виделся с ней в последние дни, — признался он. — Я допоздна засиживался на работе и возвращался домой только к ужину. Впрочем, она и не искала моего общества… Она почти никогда не ужинала со мной — говорила, что не голодна. Я как-то не придавал этому значения, думал, она опять села на какую-нибудь зверскую диету — ты ведь знаешь, мама помешана на своей фигуре… А вообще я начал замечать в ней перемены вскоре после того, как уехала ты, — хотя я ни в коей мере не связываю это с твоим отъездом.

Вероника внимательно посмотрела на отца.

— Какие перемены, папа?

Отец задумался, устремив взгляд на темную ленту дороги.

— Я имею в виду перемены в ее характере. Она вдруг стала резкой в обращении, даже вспыльчивой, чего за ней никогда не водилось. Стала кричать на Бетси, а ведь она никогда в жизни не повышала голоса на прислугу. Однажды накричала на меня — всего лишь потому, что я сказал ей, что она неважно выглядит, и посоветовал обратиться к врачу… Она кричала, что это не мое дело, как она выглядит, и если она превратилась в старуху, то, наверное, не от хорошей жизни… Но я вовсе не говорил, что она выглядит старо.

— Я бы никогда не подумала, что мама боится старости, — сказала Вероника. — Ей ли бояться? Она всегда выглядела моложе своих лет.

Эмори на секунду оторвал взгляд от дороги и посмотрел на дочь.

— Говорят, со всеми женщинами это случается в определенном возрасте, — заметил он. — Но, может, дело здесь и не в страхе перед старостью — скорее всего, у мамы просто сдали нервы. В конце концов, с каждым из нас это может случиться, ведь все мы живые люди и подвержены настроениям… Конечно, мне бы следовало быть повнимательнее к ней в эти дни и не оставлять ее надолго одну.