Останься со мной навсегда - [13]

— Чему ты улыбаешься? — спросила Вероника, оборачиваясь.

Но как она могла знать, что он улыбается, если стояла к нему спиной?

— У тебя что, глаза на затылке?

— Я спросила, чему ты улыбаешься. Сейчас вопросы задаю я.

Он рассмеялся. Это получилось у нее в точности, как у него на сегодняшней пробе. Сегодняшняя проба… Так трудно поверить, что это было только сегодня. Казалось, с тех пор прошло так много времени! Но это время не прошло, а пролетело, промелькнуло, как вспышка. Он даже не успел опомниться, как сумерки сменили день, а ночь сменила сумерки. Те несколько часов, что прошли с тех пор, как он усадил ее в свою машину (даже забыв предупредить на студии, чтобы прекратили пробу, но это они, наверное, уже и так поняли) и привез к себе домой, эти часы, что он провел с ней, были, наверное, не временем, а его квинтэссенцией. Они были так полны, что переливались через край, что казалось, могли взорваться…

Полны чем? Ею?..

— Джимми без ума от тебя, — сказал он, осторожно снимая лапы волкодава с ее плеч — он боялся, что когти собаки поцарапают ее кожу, защищенную только тонким батистом блузки.

— Я тоже без ума от Джимми, — сказала она. — Знаешь, что я подумала? Если из меня не выйдет актрисы, ты, может, возьмешь меня на место Марии? — Мария была женщиной, приставленной к Джимми, чьей единственной обязанностью было ухаживать за волкодавом. — Я буду по несколько раз в день расчесывать ему шерсть, купать его, кормить, чистить ему зубы… Я, честное слово, буду выполнять свою работу не хуже Марии. А Мария может заниматься чем-нибудь другим — кошками, например, или цветами…

Он выслушал до конца ее монолог, наслаждаясь мелодией ее голоса, потом возразил:

— Но ты будешь актрисой, Вероника. Если не по собственной воле, то… Я воспользуюсь своей неограниченной королевской кинематографической властью, чтобы сделать тебя актрисой, поняла? Что же касается Джимми, я, может, позволю тебе заниматься им во время уик-эндов — если, конечно, они у нас будут. И если ты будешь вести себя хорошо… на съемочной площадке.

Он протянул руку и взлохматил ее волосы, пышные от фена — после бассейна она приняла душ и вымыла голову; последнее было, как он подозревал, просто предлогом, чтобы провести как можно больше времени в его «королевской» ванной.

Она встряхнула головой и пригладила обеими руками растрепавшиеся шелковистые пряди.

— Ты всегда обращаешься с актерами как с детьми? — спросила она.

— Они и есть мои дети, — ответил он. — Без них мои сюжеты бесплодны.

— Ты, мне кажется, не слишком высокого мнения о своих сюжетах, — заметила она.

— Хотел бы я видеть, какого мнения была бы о них ты, если бы написала их такое количество… Но что мы решили насчет ужина? Поедем в город — или будем ужинать дома?

Дома? Он сказал «дома»? Габриэле был очень точен в выражениях в силу своей литературной специальности. Он бы никогда не сказал «дома» вместо того, чтобы сказать «у меня» или «здесь». И в данной ситуации он должен был бы сказать «здесь» или «у меня»… Но он сказал «дома» — и это вовсе не резало слух.

— По-моему, было бы интереснее поехать в город, но Луиза может обидеться…

Луиза была его поваром.

— Луиза сама тебе сказала, что не обидится, с тем условием, конечно, что ты еще вернешься и оценишь ее кухню. О чем, впрочем, позабочусь я. Но… — Он посмотрел на Джимми, сидящего с понурой головой у ног Вероники, — наверное, он уже понял, что гостья собралась уходить, а вместе с ней и хозяин. Придется взять его с собой, — решил Габриэле. — Он будет страдать, если мы оба уйдем и бросим его на чужих людей.

Вероника подпрыгнула и захлопала в ладоши, восторгаясь, как ребенок, перспективой ужина в обществе собаки.

— Но ты уверен, что его пустят в ресторан? Или мы поедем в такой ресторан, куда пускают с собаками?

— Его пустят в любой ресторан, Вероника. Какой же владелец ресторана осмелится не впустить мою собаку?.. Пошли. — Он дотронулся до ее руки, направляя в сторону гаража. — А то мое лохматое чудовище умрет с голоду. Мы еще должны решить, на какой машине поедем. Ты любишь ездить быстро?

Ярко-желтая «мазерати»[6] неслась на бешеной скорости среди мелькающих разноцветных огней проснувшегося к ночной жизни города. Габриэле наблюдал краем глаза за Вероникой, притихшей на сиденье рядом с ним. Закрыв глаза и подавшись вперед, она, казалось, к чему-то сосредоточенно прислушивалась. Ее тщательно расчесанные, густые и прямые, как шелковые нити, волосы, свободно струящиеся по плечам и по спине, напоминали ему жидкий шоколад. Желтое атласное платье, красиво облегающее ее стройную фигуру — она заехала в гостиницу и переоделась, — придавало золотистый оттенок коже ее обнаженных рук и плеч, подернутой легким загаром. Ее лицо было одухотворенным, как у человека, самозабвенно слушающего музыку. У скорости, наверное, тоже есть своя музыка.

Когда он закурил, она открыла глаза и потянулась за сигаретой.

— Ты куришь? — удивился он. Он несколько раз предлагал ей сигарету, и она всякий раз отказывалась, из чего он заключил, что она не курит.

— Иногда. — Она зажмурилась, затягиваясь сигаретой. — А… твоя героиня курит?