Остановки в пути - [90]
Тут я возражаю, что мог бы в Зальцбурге какое-то время вести хозяйство, что окончательно приводит маму в ужас:
— Господи, и думать не смей! Как у тебя язык поворачивается! Не хватало еще так опуститься! Тут тебе и конец придет! Посмотри, что с твоим отцом сталось. Он же который год сидит без работы.
— Я же буду не только мыть посуду и подметать пол, — защищаюсь я.
— Тебе в этом медвежьем углу некуда будет себя деть, станешь только маяться без толку, — презрительно отмахнулся отец. — Работу не найдешь, помрешь там со скуки. Тебя подруга, что ли, содержать будет? Позор! Это же шаг назад! На фоне Вены — шаг назад!
Разумеется, я их позицию вполне понимал. В России обосноваться в одной из столиц считалось неслыханной удачей. Ну, как же — снабжение лучше, чем в остальной стране. Москвич или ленинградец, по советским меркам, питался деликатесами, о которых среднестатистический провинциал не смел и мечтать. Только в столице колхозник, сбежавший из деревни, мог рассчитывать на сносно оплачиваемую работу. Только в Москве или в Ленинграде молодой ученый мог сделать карьеру, начинающий художник — добиться признания, интеллектуал — найти круг единомышленников. Но въезд в столицы был строго ограничен. Москва для ростовчанина или сибиряка была столь же сказочной и недоступной, как Германия или Франция для африканца.
Я пытался втолковать им, что в эпоху стремительно сокращающихся расстояний и расширяюшихся коммуникаций границы между городом и деревней, столицей и провинцией быстро стираются. Но родители и слушать не желали. «Это в теории, — повторяли они. — А на деле все не так просто. Большой город все равно большой город, а маленький — маленький. Тут и компьютер со скоростным экспрессом не помогут».
Чего-то подобного я уже вдоволь наслушался от друзей и знакомых, они хором уверяли, что меня ждет в провинции серость и скука. Больше всех всполошилась Рита. Сама она, правда, не бывала в Зальцбурге, но знакомых уроженцев Зальцбурга у нее хоть отбавляй, и уж она-то о Зальцбурге наслышана. Такого ей порассказывали, волосы дыбом встают!
Несколько лет назад Рита поссорилась со мной и с родителями и с тех пор исключила нас из круга близких друзей. Понизила в ранге и отныне числила среди приятелей. И вот теперь из приятелей разжаловала меня в знакомые.
— Господи, да что ты все провинцию-то ругаешь? — недоумевал я. — Далась она тебе! Ты же почти не выходишь из дому! Отгородилась от мира…
— Почему это «отгородилась»? — запальчиво возражала Рита. — Мне так жить нравится. У меня есть книги, есть телевизор, есть газеты, есть радио. Вот недавно передачу смотрела о Равенне. Так знаешь, там показывали мозаики во всех деталях, во всех подробностях. Ну, вот поехала бы я туда, пару минут постояла бы в церкви и не разглядела бы почти ничего. Ну, и зачем мне твой «внешний мир»?
Но самое ужасное в провинции — это люди, предрекали мне. Один знакомый, уроженец тирольского Ваттенса, так мне это объяснял: «В Вене все люди разные: с разным происхождением, с разным образованием, с разными интересами. Знаешь, как разноцветный ковер, в который какие только нити ни вплетены. А в каком-нибудь провинциальном городке вроде Ваттенса все серое…»
А если взять тележку? Да, так, кажется, будет полегче… Теперь уж как-нибудь дотащусь. Хорошо бы место в общем вагоне найти, там попросторнее…
— Осторожно! Поезд отправляется!
Проехали Хюттельдорф. Скоро поедем по холмистому Венскому лесу. Мне эта часть Австрии нравится, еще и потому, что здесь нет высоких гор, которые черными мрачными громадами вскоре вырастут на горизонте.
— Вена и ее окрестности — самое прекрасное, что есть в Австрии! — восторгалась моя знакомая, которая, окончив гимназию, немедленно перебралась в Вену из городка Лустенау в Форарльберге. Вена не только сама по себе красивая, она потому такая привлекательная, что это настоящий Ноев ковчег, кого только нет…
— Да, не случайно из венцев получились такие хорошие нацисты… Ведь если среди твоих предков кого только нет…
— А что, обязательно все видеть в мрачном свете? — горячится она. — Чуть что, сразу о нацистах и о Холокосте. Ты что, от своего прошлого не можешь освободиться? Живи полной жизнью, встряхнись!
Я невольно представляю себе, как я встряхиваюсь, взлетаю в воздух, и мое прошлое, как тяжкий груз, остается где-то далеко внизу, на земле.
Впрочем, в моем переезде в Зальцбург явно есть и положительные стороны. С этим городом для меня не связаны воспоминания о детстве, об эмиграции. В Вене улицы иногда оживают, превращаются в каких-то диковинных чудовищ, открывают пасть — ам! — проглатывают время, и я вдруг вновь оказываюсь ребенком во враждебном окружении, среди людей, язык которых я не понимаю и которые думают не так, как я. То вдруг давным-давно снесенные дома вырастают из-под земли, то мимо проплывут какие-то призраки из прошлого. Вот так ищу знакомое, привычное, и каждый раз мной овладевает какое-то странное смятение, причем всякий раз, когда я этого меньше всего ожидаю. Пусть же Зальцбург станет для меня мирным, успокоительным фоном, без всякого прошлого, безгласной декорацией из камней, гор и лесов.
Книжка-легенда, собравшая многие знаменитые дахабские байки, от «Кот здоров и к полету готов» до торта «Андрей. 8 лет без кокоса». Книжка-воспоминание: помнит битые фонари на набережной, старый кэмп Лайт-Хаус, Блю Лагун и свободу. Книжка-ощущение: если вы не в Дахабе, с ее помощью вы нырнете на Лайте или снова почувствуете, как это — «В Лагуне задуло»…
Автор приглашает читателя послужить в армии, поработать антеннщиком, таксистом, а в конце починить старую «Ладу». А помогут ему в этом добрые и отзывчивые люди! Добро, душевная теплота, дружба и любовь красной нитью проходят сквозь всю книгу. Хорошее настроение гарантировано!
В творчестве Дины Рубиной есть темы, которые занимают ее на протяжении жизни. Одна из них – тема Рода. Как, по каким законам происходит наследование личностью родовых черт? Отчего именно так, а не иначе продолжается история того или иного рода? Можно ли уйти от его наследственной заданности? Бабка, «спивающая» песни и рассказывающая всей семье диковатые притчи; прабабка-цыганка, неутомимо «присматривающая» с небес за своим потомством аж до девятого колена; другая бабка – убийца, душегубица, безусловная жертва своего времени и своих неукротимых страстей… Матрицы многих историй, вошедших в эту книгу, обусловлены мощным переплетением генов, которые неизбежно догоняют нас, повторяясь во всех поколениях семьи.
«Следствие в Заболочи» – книга смешанного жанра, в которой читатель найдет и захватывающий детектив, и поучительную сказку для детей и взрослых, а также короткие смешные рассказы о Военном институте иностранных языков (ВИИЯ). Будучи студентом данного ВУЗа, Игорь Головко описывает реальные события лёгким для прочтения, но при этом литературным, языком – перед читателем встают живые и яркие картины нашей действительности.
"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.
Героиня романа Инна — умная, сильная, гордая и очень самостоятельная. Она, не задумываясь, бросила разбогатевшего мужа, когда он стал ей указывать, как жить, и укатила в Америку, где устроилась в библиотеку, возглавив отдел литературы на русском языке. А еще Инна занимается каратэ. Вот только на уборку дома времени нет, на личном фронте пока не везет, здание библиотеки того и гляди обрушится на головы читателей, а вдобавок Инна стала свидетельницей смерти человека, в результате случайно завладев секретной информацией, которую покойный пытался кому-то передать и которая интересует очень и очень многих… «Книга является яркой и самобытной попыткой иронического осмысления американской действительности, воспринятой глазами россиянки.
Джинни Эбнер (р. 1918) — известная австрийская писательница, автор романов ("В черном и белом", 1964; "Звуки флейты", 1980 и др.), сборников рассказов и поэтических книг — вошла в литературу Австрии в послевоенные годы.В этой повести тигр, как символ рока, жестокой судьбы и звериного в человеке, внезапно врывается в жизнь простых людей, разрушает обыденность их существования в клетке — "в плену и под защитой" внешних и внутренних ограничений.
Петер Розай (р. 1946) — одна из значительных фигур современной австрийской литературы, автор более пятнадцати романов: «Кем был Эдгар Аллан?» (1977), «Отсюда — туда» (1978, рус. пер. 1982), «Мужчина & женщина» (1984, рус. пер. 1994), «15 000 душ» (1985, рус. пер. 2006), «Персона» (1995), «Глобалисты» (2014), нескольких сборников рассказов: «Этюд о мире без людей. — Этюд о путешествии без цели» (1993), путевых очерков: «Петербург — Париж — Токио» (2000).Роман «Вена Metropolis» (2005) — путешествие во времени (вторая половина XX века), в пространстве (Вена, столица Австрии) и в судьбах населяющих этот мир людей: лицо города складывается из мозаики «обыкновенных» историй, проступает в переплетении обыденных жизненных путей персонажей, «ограниченных сроком» своих чувств, стремлений, своего земного бытия.
Роман известного австрийского писателя Герхарда Рота «Тихий Океан» (1980) сочетает в себе черты идиллии, детектива и загадочной истории. Сельское уединение, безмятежные леса и долины, среди которых стремится затеряться герой, преуспевающий столичный врач, оставивший практику в городе, скрывают мрачные, зловещие тайны. В идиллической деревне царят жестокие нравы, а ее обитатели постепенно начинают напоминать герою жутковатых персонажей картин Брейгеля. Впрочем, так ли уж отличается от них сам герой, и что заставило его сбежать из столицы?..
Марлен Хаусхофер (1920–1970) по праву принадлежит одно из ведущих мест в литературе послевоенной Австрии. Русским читателям ее творчество до настоящего времени было практически неизвестно. Главные произведения М. Хаусхофер — повесть «Приключения кота Бартля» (1964), романы «Потайная дверь» (1957), «Мансарда» (1969). Вершина творчества писательницы — роман-антиутопия «Стена» (1963), записки безымянной женщины, продолжающей жить после конца света, был удостоен премии имени Артура Шницлера.