Остановившиеся часы - [12]

— С девяти часов вы находились здесь? Один?

— Естественно, — подтвердить или опровергнуть это обстоятельство было трудно. Я вспомнил о звонке Лены. — Кстати, мне позвонила ночью Елена Раводина…

— Когда это было?

— Может быть, в двенадцать?

— Может быть… — Башилов вновь углубился в свою записную книжку. Возникшая пауза должна была позволить мне как следует оценить свое положение. — Как видите, Александр Николаевич, алиби у вас нет?

— Но я… и не пытался его создать… — пробормотал я не очень убедительно. — В тот вечер я и представить себе не мог…

— Конечно, — согласился Башилов. — Конечно. Я просто хотел, чтобы вы более четко уяснили себе ситуацию, понимаете?

«Еще бы…» — подумал я, а вслух сказал:

— Мне все понятно.

— Не принимайте слишком близко к сердцу, — вдруг смягчился капитан. — Вы не единственный, кто может попасть под подозрение. Но мы должны проверить всех. Работа, знаете ли…

Он намеренно менял дистанцию между нами, становясь то скучноватым должностным лицом при исполнении тягостных, не всегда приятных даже ему процедур, то проницательным милицейским опером, готовым вывернуть человека наизнанку.

— А с этой… Раводиной вы были раньше знакомы?

— Когда — раньше? — этот вопрос-ловушка, брошенный как будто не к месту, насторожил меня. Что ему нужно?

— Раньше — это до ее отношений с Девятаевым, — бесстрастно пояснил Башилов.

— Мы учились все вместе… в университете… Можно сказать, я познакомился с ними обоими почти одновременно.

— Так, ясно, — задумчиво произнес Башилов.

У меня создавалось впечатление, что ему не так уж нужны все эти нюансы наших отношений (пожалуй, представляющие интерес для следствия), а гораздо более важно выяснить для себя одну подробность, маленькую подробность — все остальное не имело значения. И спросить напрямую он не мог, наверное, потому что не хотел привлекать к этому мое внимание. Самое лучшее — если я сам случайно обмолвлюсь об этом, тем самым выдав себя. Наш разговор напоминал мне разговор больного с врачом-психиатром… Врач, искусный психолог, знаток человеческих душ, исследователь жизненных патологий, запускает пробные шары… красный, черный, зеленый, синий… Больной завороженно смотрит на шарики, а доктор потихоньку наблюдает за его реакцией…

— Какой шарик выбираете? — с мефистофелевской улыбкой спрашивает врач.

— Черный…

— Замечательно, — кивает врач. — По утрам что обычно пьете?

— Когда — как…

— Цветные сны видите?..

— Иногда.

— Прекрасно, прекрасно… А кто из великих прошлого вам ближе — Аттила или Людовик Пятнадцатый?

— Скорее — Людовик Пятнадцатый.

— Это просто фантастика… — доктор записывает что-то в историю болезни и настоятельно рекомендует больному покой. — Поменьше волнений, уважаемый, жизнь так непредсказуема.

Башилов посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом, вероятно, вспоминая, не упустил ли он что-нибудь? — Если что вспомните — позвоните мне… — он протянул мне листок бумаги, на котором был записан номер телефона, поднялся, направляясь к двери.

— Вспомню — что?

Он оглянулся, бросив с легким скепсисом:

— Что-нибудь существенное.

5

В кафе «Изольда» после залитых осенним холодным солнцем городских улиц было сумрачно. Я бегло осмотрел посетителей, выискивая знакомых. Один из сидевших в компании за столиком возле окна мужчин кивнул мне. Я ответил тем же. Это был сокурсник, с которым мы иногда пересекались в кафешках и барах города. Одно время он имел собственный небольшой бизнес, но дело не пошло. Тем не менее он устроился в солидную фирму и получал хорошие деньги, позволявшие ему частенько мотаться на отдых в Европу, в Турцию, на Кипр и в Египет.

Бармен, увидев меня, многозначительно склонил голову, и я расценил это как знак. Подойдя к стойке, поздоровался с ним.

— О тебе спрашивали…

— Кто?

— Люди с удостоверениями.

— Чего хотели?

— Выясняли, был ли ты тут в прошлый вторник… И если был — то когда ушел?

— И что ты им сказал?

— Как было… — пожал плечами бармен, грузноватый молодой мужчина с покатыми плечами и неподвижными водянистыми глазами неопределенного цвета. Его истинный характер был для меня загадкой. Мне почему-то казалось, что он по каким-то причинам вынужден заниматься всем этим, но его привязанность в чем-то другом. Хотя нельзя сказать (по крайней мере, внешне), что ремесло человека за стойкой его тяготило.

— Что будешь пить? — спросил он, смешивая на моих глазах коктейль для задумчивой брюнетки, стоявшей неподалеку с отстраненным видом.

— Водки, пожалуй…

— Эта история тебя доконает, — заметил он, рассчитываясь с девушкой.

Он уже знал о смерти Кости, который не раз забегал сюда со мной или без меня. Я не решился спросить, о чем еще говорил с ним сотрудник милиции, чтобы не вызывать лишнее подозрение. В конце концов, бармен ничем мне не был обязан. Я был для него одним из постоянных клиентов, людей, приходящих сюда из своего мира, где многое скрыто от посторонних глаз.

— Саша! — окликнули меня сзади. Я обернулся, увидел подходящего к стойке Калямина. — Здравствуй.

Мы поздоровались за руки, посмотрев друг другу в глаза. Он был одет как обычно с иголочки, хороший костюм, рубашка, кожаные туфли. Темный волос аккуратно расчесан, и возникло впечатление, что он недавно принял душ. От него исходило ощущение успеха, и возможно, именно это меня не устраивало. Калямин почувствовал мое настроение и смутился. В ту минуту я пожалел, что мне не хватило маскировки. Люди продолжали жить своей обычной жизнью. Смерть одного не ощущается в толпе. И носить это, вывернутое наружу, мне долго не удастся. Всему есть предел.